В Академическом театре имени Владимира Маяковского — премьера спектакля «Снимается кино», поставленного по пьесе Эдварда Радзинского. Режиссер — Юрий Иоффе. В первую очередь, «ВМ» интересовал вопрос, почему в некогда успешном романе Радзинского с кинематографом поставлена жирная точка.
— Эдвард Станиславович, ваши впечатления от спектакля?
— Смотрел премьеру дважды. Честно скажу, результатом доволен. Юрий Иоффе поставил мою раннюю пьесу, написанную в 28 лет. Получилось психологически тонко и с атмосферой того времени. Эту ностальгию, как ни странно, сегодня испытывают многие.
— Вот и лента Валерия Тодоровского «Оттепель» — тоже ведь кинохит. И также сделана в формате «фильм в фильме». Кстати, не показалось, что создатели «Оттепели» кое-что позаимствовали из вашей пьесы?
— «Оттепель» не смотрел. Но если позаимствовали — не беда. Я перестал любить кино, потому что в нем, как правило, много чужого. Хотя кино — авторская работа режиссера, только с его взглядом на происходящее в фильме. Вот по моим сценариям сняли 13 фильмов, и к каждому у меня есть вопросы. Несмотря на то, что присутствовал на съемочных площадках и мог вмешаться в процесс. Но режиссер все равно снимал так, как видел он. Мне и сегодня предлагаются фильмы, сериалы по моим сценариям — я отказываюсь. Зачем мне это, если я играю персонажей своих книг в авторских программах? Да и творческие вечера у меня проходят с аншлагами. А режиссеры пусть снимают свои истории...
— Какое у вас отношение к современной адаптации классики?
— Ну как можно к этому относиться... Это все равно, что нарядить человека в чужой костюм и заставить играть чужую роль. Ничего хорошего из таких «переодеваний» не выходило и не выйдет. Дело ведь не в одежде...
— Вы работали с выдающимся режиссером Анатолием Эфросом. Он был фанатиком театра и при этом снял несколько фильмов. Наверняка ведь знаете ответ: зачем ему кино?
— На пути каждого его спектакля было немало препятствий. Не знаю другого режиссера, чей театральный путь был бы таким сложным. Сейчас ностальгируют по шестидесятым годам, по «оттепели», но ведь не подозревают, что тогда было только несколько больших художников, которые не подчинялись ни диктату власти, ни идеологии, а создавали свое искусство, несмотря ни на что. Таким художником был и Эфрос.
— В его спектакле «Снимается кино» играли большие артисты: Лев Дуров, Лев Круглый, Александр Збруев, Ольга Яковлева, Александр Ширвиндт. Что вы можете сказать о сегодняшних молодых артистах, занятых в новой постановке спектакля?
— В Маяковке я увидел настоящий театр. Русская актерская школа тут не только сохранилась, но и успешно развивается.
— А вам, Эдвард Станиславович, не обидно, что режиссер Юрий Иоффе из вашей пьесы убрал нескольких героев, заменив их статуей Юлия Цезаря?
— Моя пьеса очень густонаселенная и объемная. Если бы ее поставили без сокращений, спектакль шел бы часов восемь. Он и так трехчасовой и, как мне кажется, сделан на одном дыхании, в нем все по делу. Иоффе убрал из действующих лиц героя, которого в постановке Эфроса играл Лев Дуров — незаменимый артист. Его место по-прежнему вакантно. Эфрос просил меня показывать артистам, как надо играть, и все повторяли за ним. Только Дуров играл по-своему.
Анжелика Заозерская, «Вечерняя Москва»
