Все-таки к поступлению в столичный ГИТИС будущий народный артист Советского Союза в 1921-ом году профессионально был совсем не подготовлен. К тому моменту Лев Наумович, родившийся в Астрахани 3 (16) ноября 1901-го, уже знал, что такое тяжелый труд (к нему он привык с детства) и перипетии армейской службы, и даже успел провалиться на экзаменах в школу Вахтанговского театра.
В коллектив прославленного театра Лев Свердлин будет в 1937-ом принят и с блеском сыграет роль Багратиона в спектакле «Фельдмаршал Кутузов» В. Соловьева. Так что, за первую неудачу Лев Наумович возьмет своеобразный «реванш». Да и неудача эта в итоге обернется для Свердлина везением. Шансом встретиться с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, ставшим его главным театральным наставником.
Любимцем Мейерхольда он не был. Театровед Александр Петрович Мацкин в посвященной Льву Свердлину статье объяснял это преимущественно «житейско-психологическими мотивами». Скромностью Льва Наумовича (бывшему, между прочим, в мейерхольдовском театре не только артистом, а еще и электриком, и реквизитором, когда в студенческую пору не получал стипендии, которая учащимся не полагалась), его нетребовательностью, постоянными сомнениями в своих возможностях, «сыновней» преданностью Учителю, который все эти свойства характера Свердлина принимал, как данность. Вдобавок, по мнению Мацкина, Мейерхольд одно время не верил в разносторонность таланта артиста. Мацкин предполагал, что тут со Свердлиным злую шутку сыграло его страстное увлечение знаменитой мейерхольдовской «биомеханикой» в частности и «всем комплексом физического воспитания актера» в целом. И Всеволод Эмильевич увидел в этом недостаток в развитии актерского организма Льва Свердлина, «уклон в танцевальную культуру, перевес внешнего над внутренним».
Но, тем не менее, несмотря на противоречивые отношения с Мейерхольдом, Лев Наумович неоднократно подчеркивал, что, «как ни горек был его хлеб» в начале актерского пути, он был счастлив в период сотрудничества с этим режиссером.
И впрямь Свердлин, которого театралы со стажем помнят по подмосткам ведомого Николаем Павловичем Охлопковым (кстати, тоже бывшим мейерхольдовцем) Театра имени Вл. Маяковского (куда Лев Наумович пришел в 1943-ем, тогда театр еще носил имя Революции), а кинолюбители по фильмам Якова Протазанова и Бориса Барнета, Леонида Лукова и Исидора Анненского, Александра Столпера и Марка Донского заявил о себе всерьез как раз в спектаклях Всеволода Мейерхольда. В «Лесе» А. Н. Островского, где после Игоря Ильинского сыграл Аркашку Счастливцева (который сначала был у него просто клоуном, «ярмарочным забавником», впоследствии же в роли появился «горестный, «чаплиновский» фон, давший ей глубину»). Во «Вступлении» по роману Ю. Германа создал образ Гуго Нунбаха — незаурядного архитектора, вынужденного для того, чтобы свести концы с концами торговать открытками сомнительного содержания.
Кульминацией роли Нунбаха, у Свердлина из эпизодической превратившейся едва ли не в центральную, становилась сцена в ресторане, где проходила вечеринка с участием Нунбаха и его университетских товарищей. Критики писали о том, с каким отчаянием Нунбах-Свердлин расхваливал свой товар, исступленно утверждая, что он «коммерсант, а не инженер». Восторженно отзывалась пресса и о танце Нунбаха, в котором прорывался наружу «трагичный и наступательный» протест персонажа Свердлина против создавшегося положения. И, конечно, — об обращенном к бюсту Гете монологе этого «интнллигента-одиночки» с его глубоко выстраданным признанием о мечте вновь «строить небоскребы», а не промышлять порнографической продукцией и вместе с тем ясным осознанием безнадежности всяческих усилий в условиях «волчьего мира собственничества».
Запись этого монолога сохранилась на радиопленке, благодаря чему и сейчас можно убедиться в справедливости лестных оценок работы Льва Свердлина, у которого монолог Нунбаха звучит так проникновенно, с такой неподдельной горечью, что невольно заставляет при его прослушивании волноваться.
И это не удивительно. Свердлин же принадлежал к той немногочисленной когорте мастеров прошлого, чья актерская манера и сегодня представляется ничуть не устаревшей. Восхищает его безукоризненная дикция. Поражает дар абсолютного перевоплощения (взять, к примеру, его Алитета из фильма «Алитет уходит в горы», полковника Усижиму из кинокартины «Волочаевские дни»). Но более всего подкупают неизменная содержательность и так называемая эмоционально-сердечная составляющая ролей Свердлина.
Особенно явно она проявлялась в положительных ролях, преобладавших в достаточно внушительном «послужном списке» Льва Наумовича, в устах которого слова о чести, достоинстве, долге кажутся ничуть не пафосными, а наоборот очень убедительными.
Вероятно, причиной тому личностное соответствие артиста этим высоким понятиям. Недаром современники Льва Наумовича не раз упоминали о его исключительной порядочности, доброте, отсутствии всяческой зависти, что позволяло Свердлину от души радоваться творческим победам и жизненным удачам коллег. Не случайно именно Лев Наумович был первым, кому Александр Лазарев сообщил о появлении на свет его и Светланы Немоляевой сына. А это дорогого стоит.
Молодежь Театра имени Вл. Маяковского конца пятидесятых годов двадцатого века, вообще, выделяла Свердлина из числа ветеранов труппы. Да и он ей симпатизировал, всячески опекал. Подобным ощущением собственной ответственности за каждого доверившегося ему человека Лев Наумович напоминал своего комиссара Кречетова из фильма «Ночной патруль». Фронтового фотокорреспондента Мишу Вайнштейна из киноленты «Жди меня» — способностью всегда оставаться верным тем, кто ему близок. Тихона из сценической версии «Грозы» А. Н. Островского и Степанова из спектакля «Директор» С. Алешина — умением любить и пронести свое чувство через годы. Свидетельство тому — его прочный и чрезвычайно гармоничный брак с актрисой Александрой Яковлевной Москалевой.
Естественно, что Свердлину, для которого столь много значило понятие семьи, пришлась, что называется, впору роль Грегори Соломона в экранизированной Михаилом Каликом пьесе А. Миллера «Цена». Роль балагура и мудреца, скрывавшего за чрезмерной болтливостью свое абсолютное одиночество и искренне не понимавшего, как могли братья Франц так отдалиться друг от друга. В его восприятии разобщенность двух родных существ оказывалась настоящей катастрофой.
«Люди, что с вами стало?», — восклицал по ходу действия герой Льва Свердлина. И эта произнесенная несколько десятилетий назад фраза, отчетливо отзывается в нынешнем дне. Равно, как и все, что сделал в искусстве этот большой артист.