Бог поцеловал ее еще при рождении. Гундарева была щедро одарена талантами. Умела прекрасно готовить, шить, вязать, рисовать. При обустройстве квартир обходилась без дизайнеров — у нее было потрясающее чувство стиля и цвета. Еще в школе подрабатывала чертежницей, а параллельно играла в детском театре.
Однокурсники по Щукинскому училищу, а это Юра Богатырев, Костя Райкин, Наташа Варлей, называли ее за легкий талант, за кустодиевскую красоту, за прелестные веснушки «конопатым чудом». Гундарева была настолько яркой, самобытной, самодостаточной натурой, что ректор «Щуки» Борис Захава говорил, что ее нечему и незачем учить. К выпускному курсу в очередь за молодой актрисой, «талантливой и естественной, как кошка», выстроились аж пять столичных театров.
Она выбрала Театр Маяковского с его прекрасной труппой, любовью худрука Андрея Гончарова к русской и зарубежной классике. Уже первая ее крупная роль (Липочка в спектакле по пьесе Островского «Банкрот», в котором Гундарева подменила Татьяну Доронину) принесла актрисе известность. Стало ясно: на московской сцене взошла новая сверхъяркая звезда. Поняв это, Доронина перешла во МХАТ: двум большим актрисам на одной сцене тесно.
После того успеха Гундарева переиграла в театре и кино более сотни ролей. Это были фабричные девчонки и дамы полусвета, пышнотелые купчихи и деревенские бабы, обманутые жены и многодетные матери, тороватые буфетчицы и вороватые чиновницы, одинокие разведенки и властные бандерши, княгини и графини, императрицы и бунтовщицы. Будучи разносторонней, универсальной актрисой, Гундарева в совокупности своих сценических и экранных ролей, как мне кажется, с небывалой доселе полнотой воплотила собирательный русский женский тип — чувственный и сердечный, смиренно скромный и безудержно размашистый одновременно. Поистине: «Есть женщины в русских селеньях»...
Зрители ее героиням, ей самой верили безоговорочно. Не только потому, что она всегда играла ярко, точно, сочно, с доскональным знанием всех особенностей воплощаемого характера, а и потому еще, что для публики она была своей, «нашей Наташей». Гундарева, в отличие от многих субтильных, шатающихся от ветра кинодив, не гналась за голливудскими стандартами. С детства привыкла к эпитетам в свой адрес: «пышка», «кубышка», «пампушечка»...
Позже сама шутила, что ее бедра не влезают в пространство экрана. Даже после неизбежных в актерском деле диет, выматывающих репетиций и ночных съемок, после торопливых перекусов на ходу она все равно тяготела к более привычным для России округлым женским формам. И уже одно это рождало доверие между актрисой и зрителями, в своей массе тоже не похожими на голливудских небожителей.
А кроме того, Гундарева не выпендривалась на публике, не играла в звезду, живущую в башне из слоновой кости. Родившись в коммунальной квартире на Таганке, сызмальства помогая разведенной матери с домашними делами, переиграв до своего поздно пришедшего достатка десятки эпизодических ролей, она была плоть от плоти своего много работающего и мало, увы, зарабатывающего народа. И люди это чувствовали. И платили актрисе за эту сродненность с их судьбой верной любовью.
Гундарева была цельной, сосредоточенной натурой. Вела аскетичный образ жизни, подчиненный главному делу жизни. В театр ходила пешком — это занимало 35 минут. По пути думала, осмысляла прочитанные книги и сценарии. С удовольствием принимала от встречных искренние проявления зрительской приязни. А вот досужие расспросы журналистов про «жареное» и «желтое» не любила. Терпеть не могла светские сборища, называла их «вертепами», на которых актеры, по ее мнению, торгуют своим талантом в обмен на жвачку, жрачку и бокал дармового вина.
Характер у нее был, по ее собственным словам, не сахарный, хотя один из самых известных ее фильмов назывался «Сладкая женщина». Гундарева, по моим наблюдениям, была светлым, жизнерадостным человеком, но не умела лукавить. Неизменно резала правду-матку в лицо, в чем потом порой раскаивалась, но иначе не умела. Попробовала себя однажды на скользком политическом поприще, сходив на два года в депутаты, после чего окончательно поняла, что ее призвание — высокое актерское притворство, а не криводушные думские словопрения.
Бог не дал ей детей ни в одном из трех браков. Наверное, еще и поэтому она много и жадно работала — не было для кого себя беречь. По ее собственному признанию, даже в средних спектаклях играла так, словно завтра предстоит умереть. В лучшие времена у нее выходило по пять-шесть, а то и по восемь фильмов в год, и это не считая театральных работ. Драматург Виктор Мережко, который написал для нее четыре сценария, рассказывал, что в одну из встреч актриса напомнила ему обессиленную, загнанную лошадь: вот-вот упадет...
Гундарева толком не отдыхала, не занималась своим здоровьем, хотя была гипертоником со стажем. Пробовала, но не могла бросить курить — этой пагубной привычке была привержена с подростковых лет. Здоровье Натальи Георгиевны сильно пошатнулось после автомобильной аварии, выбившей ее из рабочего графика на целый год. Но актриса привычно не обращала внимания свои недомогания: мол, работа лечит. Она и впрямь выходила порой играть совершенно больной — и буквально исцелялась на сцене. Правда, после окончания спектакля, бывало, падала за кулисами. Вечно так продолжаться не могло. В итоге — уже упоминавшийся инсульт, из которого ее вытащили врачи не иначе как по протекции Бога.
Актриса мужественно боролась за возвращение в нормальную жизнь с помощью верного, любимого, последнего своего мужа — актера «Маяковки» Михаила Филиппова, который находился при ней неотлучно. Читал ей книги, рассказывал театральные новости. Потихоньку дела Гундаревой пошли на поправку, через год она выписалась из больницы. Одно время у коллег, рассказывала мне партнерша Гундаревой по сцене Светлана Немоляева, появилась надежда, что актриса одолеет недуг и даже вернется на сцену. К ней в полной мере вернулась речь, она стала ходить. Кричала криком от боли, но ежедневно с помощью врачей разрабатывала больную левую руку. Но после неудачной прогулки, когда Гундарева упала на улице и ударилась затылком о лед, инсульт сразил ее вторично...
P.S. Прошло 13 лет со дня ее ухода. Хоронили ее под свиридовскую «Метель», как она и завещала. Но метель минувших лет так и не замела ее след в искусстве. На экране появились тысячи новых звезд и звездочек, а замены Гундаревой как не было, так и нет. Она осталась любимой, неповторимой, единственной. И таковой уже пребудет в нашей душе и памяти.
Леонид Павлючик, «Труд»
