В Театре имени Маяковского на малой сцене молодежь играет сцены из жизни Владимира Маяковского. Встречаются, к примеру, Бурлюк и Маяковский на концерте Рахманинова. Или Маяковский ведет девушку к Хлебникову. Пьеса создавалась по ходу дела. Саша Денисова приносила сцену по документальным материалам, актеры репетировали и вечером шли гулять или, я не знаю, читать Маяковского. А Денисова (подобным образом сочинялся доковский хит «Зажги мой огонь») шла писать следующую сцену. Художница Полина Гришина придумала декорацию — белую магическую коробочку с массой дверей. Снаружи дверь открывает, допустим, артист Быстров — внутрь входит Шкловский в шляпе. Однажды в зал из дальней двери, по существу, на сцену прямо с улицы, входит пожилая мадам в белом. Это Лиля Брик незадолго до того, как, закончив мемуары, она выпьет смертельную дозу снотворного (Галина Анисимова). Снаружи двое, Всеволод Макаров и Игорь Мазепа (назовем их ведущими), говорят от своего имени. Макаров пафосно произносит банальности: «Сегодня мы попробуем как-то прикоснуться к творчеству великого поэта». Мазепа все больше о себе: «Они ходили на митинги — и мы ходим, Маяковский ходил в желтой кофте — и я хожу в желтой шапке». Когда и они войдут в магическую коробочку, Мазепа станет Мейерхольдом, а Макаров — чекистом Аграновым. Зрительница выскочит на сцену и будет там уже до конца Норой Полонской, последней любовью Маяковского и свидетельницей его смерти.
Спросите, при чем здесь сахар? На этот счет есть целый манифест. Но, думаю, дело в том, что театр шел от элементарного к сложному. Сперва представить себе, сытому, каково это: голод — и дико хочется сахара. А уж потом, если получится, представить, как должно было все сложиться, чтобы Маяковскому пришлось «поставить точку пули в своем конце». Обустраиваясь в чужом времени, они захватили с собой свою музыку (Курехина) и свои платья (винтажные). В пьесе нет экзистенциальных ситуаций, в которых Маяковский повел бы себя молодцом. Зато есть сцена, где он позволяет другу Хлебникову умереть. И где он торгуется с советской властью, чтобы купить Лиле автомобиль «рено». Но сказать, что нам взялись показать его слабость, не умея показать его величие, будет несправедливо: они критичны не к нему, а http://www.mayakovsky.ru/about/press/к самим себе. И — да, легко вообразить, что актер Владимир Гуськов, услышав от своей девушки про ее первого, — как и Маяковский, вырвавший у Лили рассказ про первую ночь с Бриком, — в слезах убежит в ночь. Сложнее вообразить, что артист Гуськов напишет: «Любить — это с простынь рваных срываться, ревнуя к Копернику». Ну так он и не тщится играть великого поэта. Другие правила игры: живому парню влезть в шкуру другого живого парня. Поэтому Маяковский в начале спектакля страшно молод, позже по-прежнему молод и погибает, но так и не взрослеет. По той же причине Маяковский, Лиля, Хлебников и Шкловский, забавный Мейерхольд и дурковатая Зинаида Райх находятся в страдательном залоге: не они создают ситуации, а ситуации создают их. Вот так взявшись играть про Маяковского, молодые сыграли самих себя, заложников безальтернативной действительности. Про себя они не соврали — имеет смысл поверить и в их Маяковского.
Елена Ковальская, журнал "Афиша"
http://www.afisha.ru/performance/87993/review/408448/
