У Кулика работа скорее философская, эксцентрики и радикализма не ждите. Ряд фотографий, снятых сквозь оконные стекла: мертвые животные на фоне черногорских пейзажей. А сербский художник Милио Павичев соорудил запутанный лабиринт с множеством входов. Отсюда «Дома и окна».
Судя по всему, эта выставка — последнее мероприятие Галереи. На днях «Винзавод» объявил, что расторгает с Гельманом договор. Формальный повод звучит так: «Выставочное пространство неоднократно использовалось в целях, не имеющих прямого отношения к искусству, к тому же имело место нарушение порядка выплаты арендной платы».
Но реальная причина, как считает сам Гельман, другая. 18 октября у него в Галерее прошел аукцион в поддержку узников Болотной. Прошел успешно — выручили 200 тысяч рублей, которые пойдут на помощь политзэкам. Казалось бы, ну и что? Собрали деньги, купят на них продукты и передадут в тюрьму. Какой в этом криминал? Кому от этого плохо?
Оказывается, плохо. Оказывается, нельзя. Этим летом организаторов аукциона трижды выгоняли из кафе и клубов под разными предлогами: запугивали владельцев, грозили неприятностями. Найти место было непросто, хоть во дворе встречайся. Гельман же рискнул — и нарвался. Но не очень расстраивается. Он уже довольно давно живет в Черногории и арт-деятельностью занимается там. Можно по-разному относиться к тому, какое искусство он выставлял и выставляет, кому-то нравится, кого-то тошнит, но то, что вокруг Галереи всегда кипела жизнь, то, что она была интересной, — это точно, это как минимум. Так что пострадал сильнее всего не галерист, а Москва. Еще одной культурной площадкой в городе стало меньше.
31 октября — 8 ноября. Международный фестиваль активистского искусства «МедиаУдар». Территория фабрики «Красный Октябрь»
К искусству в традиционном смысле «МедиаУдар» прямого отношения не имеет, хотя в программе есть и выставки, и театральные постановки, а на открытии в числе прочих сыграет главная активистская группа России «Аркадий Коц».
О том, что все это значит и зачем нужно, рассказывает инициатор фестиваля Татьяна Волкова:
— Первый фестиваль мы провели в 2011-м на волне массовых протестов. Потом воодушевление сменилось периодом апатии, стало понятно, что политическое сопротивление невозможно. И активисты перешли к тактике микросопротивления, к выстраиванию зон свободы внутри полицейского государства. С первого фестиваля у нас представлен проект «Наркофобия», ратующий за гуманную наркополитику, гуманное отношение к наркопотребителю. С ним перекликается нижегородский проект «Союз выздоравливающих», направленный на гуманную психиатрию в противовес карательной, репрессивной. Основная концепция: никто не знает в точности, что такое норма, нет на самом деле больных и здоровых, все мы тяжело больны и пытаемся выздороветь. Планируем показать фотовыставку Татьяны Сушенковой по следам ее работы с детьми из интернатов, выставку «Люди как люди», посвященную жизни трансгендерных людей в Самаре. Питерский швейный кооператив «Швема» проведет воркшоп и вечеринку феминистской моды. Будет мастер-класс по женской самозащите от насилия. И еще много других автономных инициатив художников, психиатров, философов, режиссеров.
1 ноября. 30-летие Московской рок-лаборатории. Клуб Yotaspace, 20.00. «Ногу Свело!», «Крематорий», «Вежливый отказ» и другие
Давно эти люди не выступали на одной сцене, около тридцати лет. Московская рок-лаборатория, как и Ленинградский рок-клуб, была тогда, в середине 1980-х, реальным островком свободы, разрешенным компартией и госбезопасностью. На этот компромисс за редкими исключениями шли все: и «Звуки Му», и «Браво», и Сукачев. Другой возможности легально давать концерты у независимых групп просто не было.
Сергей Жариков («ДК»), находившийся тогда в глубоком подполье, вспоминает: «Страна готовилась к глубокому затяжному кризису, и было решено открыть сеть клубов по стране, в т.ч. рок-клубов, чтобы как-то занять определенный сегмент молодежи. Занять — в смысле — поставить под контроль».
Рок-лаборатория выдавала литовки (разрешение на исполнение текстов), помогала аппаратурой, организовывала гастроли, в том числе и международные. Этот странный симбиоз рока и официоза закончился в начале 1990-х. Никаких разрешающих инстанций больше не требовалось, стало можно играть за деньги, чем многие и воспользовались.
Роман Суслов («Вежливый отказ»): «Существование подобной организации сейчас невозможно. Даже тогда индивидуалистические тенденции музыкантов проявлялись довольно сильно, а с ростом авторитета каждого они привели к развалу». В итоге одни стали звездами, другие сегодня почти забыты. А были там очень любопытные группы. «Чудо-юдо», «Тупые», «Рукастый перец», «Разбуди меня в полночь»… Одни названия чего стоят.
От Ленинградского рок-клуба, создавшего монолитный бренд «ленинградский рок», Москва отличалась поразительным стилистическим разнообразием. Здесь легко уживались металлисты, электронщики, откровенные авангардисты, стиляги, панки… Да кто угодно. О независимости, конечно, говорить трудно, но то, что это была реальная творческая лаборатория, — факт.
Подготовил Ян Шенкман
Если есть зрители, которые надеются обрести в театре радость, вам сюда. Уверенная, не женская рука постановщика, хорошие актерские работы,
…Красотка Валька хочет любви, и она уже есть: летчик Николай. Но летчика не отпускают на побывку, только и остается, что, виртуозно пролетая на бреющем, качать крыльями над раскинувшейся на траве в истоме ожидания и в купальнике невестой. Как лежит Валька, как пролетает Николай, как играют свадьбу, как летчика отправляют в Корею с разведывательной задачей, что происходит в разлуке, что говорят по радио и во дворе, — послевоенный московский эпос, пересказанный мудрецом. И то, как режиссер разворачивает безыскусную историю, насыщенную юмором и невинным эротизмом (родившаяся первой дочь будет нянчить родившегося вторым сына, чтобы дать истосковавшимся родителям праздник любви, станет тосковать Василь Гаврилыч (Александр Андриенко), спасать товарищей по лагерю Сулейман Оседлаевич (Нияз Гаджиев), — за два часа спектакля втягивает зал в сосредоточенное сопереживание.
Двор здесь – не просто двор, малый человеческий космос. Он соединяет сюжеты и типажи, и каждый отважно отработан актерски. И старая дева, которая пудрится мукой (Екатерина Агеева), и Валька (чувственное соло Веры Панфиловой), и Николай (Евгений Матвеев), и автор (Алексей Золотовицкий, талантливый сын своего отца) — все соединены нежной иронией автора и мастерством режиссера.
Режиссер спектакля Светлана Землякова объясняет: «Человек понимает, что он уже в конце пути, а жизнь не прожил. Этот двор, может быть и на двор не похож. Это скорее забытый всеми запасной аэродром, куда все приземляются, и там остаются…»
Итак, человеческая история, аромат эпохи, а главное — поэзия просто жизни, все работает на итог: зритель уходит чуточку счастливее, чем пришел. Словно театр ему говорит: жить стоит… Потому что печальное соло постановщика противоречит тому, что происходит на сцене, с которой юмор и музыку бытия распределяют не в реальных жизненных пропорциях. А в единицах измерения искусства.
Марина Токарева, «Новая газета»
Оригинальный адрес статьи
