В нынешней постановке «кудряши» тоже задействованы. «Я увидел ее опять недавно и внезапно. Траву моего двора. Той же травяной высоты, той же густоты и на похожем грунте…» — с этих слов Автора начинается спектакль. Ими же и заканчивается — это кольцевая композиция, вечно-бесконечная. Если предыдущую свою работу — «В.О.Л.К.» («Вот Она Любовь Какая») Светлана Землякова жанрово обозначила как «мозаика мгновений», то нынешняя преподносится как «хроника повседневности одного московского двора времен секретной корейской войны».
Впрочем, точнее было бы назвать спектакль «мозаикой воспоминаний». Здесь нет той завершенности и цельности, что в «В.О.Л.Ке», — перед нами отрывки, навеянные образом травы, относящей героя-Автора в пространство далёкой памяти. Всё пропитано атмосферой и колоритом «того времени» – перед зрителем разворачивается «уходящая натура» послевоенных московских двориков, где пока ещё живут одной большой семьей.
Характеры на сцене — разные, сочные; своебразие вносит и музыкальная партитура спектакля, за которую отвечает оркестр «Парк Ф.Э. Дзержинского» (Д.Лукьянов, В.Куликова и др.).
Кажется, что все рождается на глазах: звуки перетекают в песни, слова — в действия, и рассказанное становится настолько зримо, будто ты сам паришь на аэроплане «У-2»; присутствуешь вместе с Василь Гаврилычем в местах не столь отдаленных; вместе с летчиком Колькой наблюдаешь за азиатскими артистками и томишься от скуки по родному дому.
Автор же, словно Ариадна — Тесея, выводит зрителя из лабиринтов памяти, по ходу действия сам становясь активным участником событий: то разъезжает по двору на самокате, то исподтишка обливает Софью Петровну, то запевает вместе с Гаврилычем народную украинскую песню.
Старшее поколение представлено заслуженным артистом Александром Андриенко в роли Василь Гаврилыча Ковыльчука и его женой Дарьиванной в исполнении Натальи Филипповой. Младшее — заманчивой Валькой (Вера Панфилова), дочерью Дарьиванны, ее статным супругом-летчиком Колькой (Евгений Матвеев) и Диктором Всесоюзного радио — Алексеем Сергеевым, который, как член семьи, всегда незримо находится «над» действием и передает то новостные сводки, то цитирует речи Молотова. И, конечно, вечно молодым Автором в исполнении талантливого Алексея Золотовицкого, который всегда на подхвате — и спеть, и сыграть, и полетать. И только вневозрастная героиня Екатерины Агеевой, учительница математики в школе для будущих пожарных Софья Петровна, подвешена где-то между старшим и младшим поколением двора. Она варит вечный суп с клецками, пудрит сизоватый нос и ходит, оглядываясь. Напротив, красавица Валька живет полной жизнью, только ее жизнь — ожидание. Эдакая советская Консуэло де Сент-Экзюпери без мужа, летающего в «незнакомом секретном небе над незнакомой секретной территорией», — правда, рожающая одного за другим детей. У актрисы Веры Панфиловой получается показать и томность, и искреннюю нежность, и страсть… и отчаяние, прорывающееся животным криком.
Сценография (художник-постановщик Алина Бровина) весьма условна: пара кроватей, пианино, скособоченные козлы, приспособленные для пилки дров, коляска, задник с окнами и проекцией неба. И – для верхней мизансцены – нечто вроде отдельной площадки, похожей на зависшее в воздухе крыло аэроплана. Все предельно условно, как и бывает с полузабытыми воспоминаниями: здесь стригут ножницами невидимую траву, а беременность могут обозначить блестящим медным тазом. Но судить спектакль можно только по им же заданным правилам игры — а правила здесь таковы, что никто никого не судит. Режиссер Светлана Землякова погружает зрителя в замкнутый мир, наполненный тихой грустью, ощущением эфемерности происходящего, но неизменности традиций. Ритмика постановки такова, что сцены, как в калейдоскопе, сменяют друг друга. Пронзительная молодость соседствует с утомленной зрелостью — на каком контрасте смотрятся герои, артисты двух поколений! Одинаково точно, одинаково талантливо — но разными красками они рисуют своих персонажей. И даже меланхоличный татарин Сулейман Оседлаевич (Нияз Гаджиев) кажется здесь очень «своим» — полноправным участником мозаики воспоминаний.
Корейская война проходит по касательной, не задевая размеренную жизнь московского двора. Условность возведена в культ, а быт становится сродни ритуалу. Режиссер не изобретает новый язык — она продолжает работать в уже освоенной ею манере, создавая не столько спектакль, сколько ощущение. Для кого-то это дежа-вю, для кого-то — прикосновение к ускользающему, призрачному и незнакомому, а кто-то просто очарован обаянием «вчерашнего» дня, медленно перетекающего в наше «сегодня».
Екатерина Писарева, «Комсомольская правда»
