5 Марта 2013
Интервью Светланы Владимировны Немоляевой
Расскажите, пожалуйста, ог работе над спектаклем. Что у Вас, прежде всего, ассоциируется с выпуском «Талантов и поклонников»?
У меня такое довольно непростое отношение к спектаклю, поскольку я сама, будучи молодой актрисой, в 70-х годах играла Негину. Я играла Негину в постановке Кнебель, а Домну Пантелеевну – ту роль, что сейчас я играю, - играла наша замечательная артистка Вера Марковна Орлова. Я не считаю, что я Негину играла хорошо, честно, не лицемеря, я думаю, что играла просто и примитивно. У меня есть эта запись того спектакля, и больше всего мне там нравятся две работы: работа Самойлова, который играл Великатова и работа моего мужа, Лазарева Александра Сергеевича, который играл Петю Мелузова.
Когда мы приступили к работе над этим спектаклем с Миндаугасом, я была, слава Богу, свободна от этих пут: я не очень хорошо помнила, как играла Верочка Орлова Домну Пантелеевну, и сама забыла про себя, как играла Негину. Сейчас я играла, репетировала все с чистого листа, как будто это для меня новая пьеса, новая работа. Я как-то сразу попала под режиссерское влияние Миндаугаса, под его обаяние, под его способность мыслить и обсуждать тему спектакля и наши роли. Мне, должна вам сказать откровенно, очень это импонировало. Я себе приказала, во всем его слушаться. Хотя артисты строптивый народ. Когда проживаешь очень большую жизнь в театре, эта строптивость не убавляется, а прибавляется. Думаю, что я сделаю правильно, что я пошла на поводу у молодого режиссера. В результате сыграла образ, который был для меня очень сложным. Домна Пантелеевна - это такая разбитная, очень русская тетка. Она сама про себя в пьесе говорит: «Я люблю озорство, чего греха таить, подтрунить люблю». А для меня это не самая трудная задача – сыграть разбитную бабенку. Я такие образы люблю, чувствую внутри, получаю удовольствие от небольшого хулиганства на сцене. Поэтому, когда я начала репетировать, это повергло Миндаугаса в такое страдание, он мне сказал: «Только не так, Светлана Владимировна, я Вас умоляю, без всех этих прибауток, притоптываний, покрикиваний. Вот это оставьте. Вчитайтесь в текст Островского». Это простое предложение,но он имел в виду другие, более глубинные мысли. И он заставил меня взглянуть на ту сторону, на которую мне и в голову не приходило особенно взглянуть. На их бедственное положение, на их нищету, на их борьбу за жизнь, на отсутствие папы, отца, мужчины в семье. На то, что ей все время приходится оговаривать каждую секунду своего желания, своего существования. На то, что и квартира нехороша, и прислуга только одна, да и та непутевая, и то, что все время приходится биться за свое существование, и на то, как это надоело. Миндаугас заставил меня вчитаться в эту сторону жизни. Для меня было самое интересное найти другие черты в Домне Пантелеевне, постараться их воплотить аскетически, пользуясь очень малыми приспособлениями.
У Вас нет сейчас желания сейчас, когда уже давно играется спектакль, вернуться к той манере, которую Вы для себя видели изначально?
Нет, у меня существует одно желание – все время держать себя в узде и не скатиться к прежним своим привычкам. Потому что это очень сложно, все таки натура во мне комедийная, я люблю это. И теперь уже, когда я в спектакле сильно «сижу» (ведь он идет уже второй год!), я себя в нем чувствую как рыба в воде и поэтому очень боюсь вернуться к каким-то вещам, от которых отходила. Сейчас моя главная задача – держать себя в тех рамках, в которые я поставлена.
Очень хотелось спросить у Вас о сценографии. Бархинская сценография произвела на меня непонятное впечатление. Как вы, артисты, с ней изнутри взаимодействуете? На Вас влияет эта «постройка»?
Я ждала, что будет решение не такое, к которому привык глаз и которого ждешь от классики. Но я не сопротивлялась этому оформлению, мне оно показалось очень интересным, необычным, и мне стало интересно, как это может быть решено. Теперь я к нему очень привыкла, вжилась и чувствую себя очень органично в нем.
То есть изначально у Вас не было ощущения какого-то давления? Все-таки довольно большой, объемный объект, прямо под которым Вы играете, тем более, еще и «ржавый»…
Нет. Был один момент, когда я испугалась. Миндаугас вывел меня одну в самом начале пьесы. Когда Домна Пантелеевна говорит: «Рубль туда, рубль сюда, на общий сбор сколько выйдет? Всего сорок два с полтиной», - ведет свои бухгалтерские подсчеты. Я испугалась, сказала: «Миндаугас, я боюсь». Выходит небольшая фигура, очень грустно одетая, на большую конструкцию и ведет тихий разговор, вроде бы даже сама с собой. И я впервые за пятьдесят лет испугалась, потому что была не уверена, захочется ли кому-нибудь на это смотреть. Он сказал: «Нет, это будет так». Я стала это делать, была очень послушна. Единственное, немножко возражала: «Вы просите меня тихо говорить, саму с собой. Но услышат ли это зрители? Увидят ли?» В конце концов - позволю себе сказать такую крамольную мысль - в чем-то я оказалась права. Потому что потом на подмогу мне Миндаугас вывел Негину, дочку. Она выходит со стулом, садится, и я начинается беседовать вроде бы уже с ней. Все-таки зрители скорректировали мое существование на сцене, потому что действительно оказалось, что меня не было слышно. Была, например, какая-то такая статья в мой адрес написана, о том, что даже Немоляеву, у которой никогда нет проблем с речью и с тем, чтобы ее слышали в зрительном зале, - не слышно. Поэтому я спросила у Миндаугаса, можно ли я буду говорить громче, рассчитывая на зрительный зал. Он дал добро и даже поработал дополнительно, чтобы это стало не на рассуждением с самой собой о денежных затруднениях и о том, как это быть, а разговором на другую тему. И она сама заиграла. Он дал мне задачу менее интимную, более направленную на поиск конкретного ответа. Это сразу меня вывело в другой ранг, и теперь проблем этих нет, ни со звуком, ни с голосом, ни с тем, как слышат в зрительном зале и как там воспринимают.
Вы сейчас упомянули зал и критику. Насколько за прошедший год внешняя реакция на Вас повлияла? Насколько сильно меняется спектакль, после того, как Вы узнаете реакцию зрителей, критиков?
Вы понимаете, у каждого человека это индивидуально. Крылатая фраза Немировича-Данченко: «Плохая рецензия может мне испортить только утренний кофе». А есть люди, которые ходят под гнетом критической статьи. Слава Богу, мы, по-моему, этого избежали, нашего спектакля это не касалось. Были какие-то легкие предложения, легкий ветерок сожалений. Но спектакль был принят всеми критиками. А я воспитана своим театром так, что внутренний стержень и режиссера, и актеров должен быть сильнее давления извне. Чтоб создать спектакль, надо быть уверенным, надеяться на то, что это вызовет интерес в зрительном зале. «Таланты и поклонники» в зале вызывают все время огромный интерес, и всегда зал переполнен. И не только в Москве, но и в тех городах, которые мы благодаря «Золотой Маске» посетили. Ведь мы летали со спектаклем в далекие места: в Сибирь, в Прибалтику - и в ближние города ездили, вот сейчас поедем в Нижний Новгород. У нас обширная аудитория, и всегда можно только спасибо сказать зрительному залу.
http://maskbook.ru/letter.php?id=159