Режиссеры Гиртс Эцис и Миндаугас Карбаускис поставили спектакль, в котором визуальные спецэффекты идеально служат обострению смыслов.
Жили-были пожилой профессор (по совместительству поэт) и его жена. И все было у них хорошо: большой дом, три взрослые дочери с высшим образованием. Только он постоянно пил, а она виртуозно миксовала транквилизаторы с обезболивающими (в списке даже любимый незабвенным доктором Хаусом викодин). И вот однажды он просто пропал. А она заблаговременно получила совместно нажитые деньги в банковской ячейке. Тогда в доме собрались давно выпорхнувшие из гнезда дети, сестра, племянник и прочие. Из шкафов, как водится, посыпались скелеты, по углам зашуршали откровенные разговоры, ну а за общим столом разразился форменный скандал. Впрочем, спектакль Гиртса Эциса не об этом.
Драматург Трейси Леттс плетет клубок своей истории из множества нитей. Потяни за любую — и на спектакль определенного жанра наберется. Например, если подогревать интерес к тому, жив ли на самом деле хозяин дома Беверли Уэстон или нет, и заставлять зрителя подозревать всех персонажей — получится обычный детектив. Если положить главные силы на освещение конфликта поколений и распада семейных ценностей, получится тривиальная мелодрама. Ну а если со смаком подавать подчас сомнительные шутки дам в траурных платьях, выйдет почти черная комедия.
Создатели постановки с хитростью, достойной Одиссея, лавируют между этими темами и сюжетами, о которых написаны тонны пьес. Они не поддаются на жанровые уловки. Зато добавляют в историю немного холодной и прозрачной, словно кубики льда в коктейле, музыки в стиле минимализма, немного графичных, небытовых мизансцен и обильно сдабривают все это визуальными спецэффектами.
Дом четы Уэстон весь состоит из объемных проекций. Все в нем движется с какой-то пугающей механистичностью, но при этом что-то здесь дышит и вздрагивает, словно живое существо. Этот неживой-живой дом, стерильно чистый, пугающе пустоватый, — одно из главных действующих лиц спектакля. Он — та виртуальная реальность (воспоминаний, страхов, обид, надежд), в которой живут герои постановки. Не случайно Беверли Уэстон единственный раз появляется перед зрителями именно как проекция (почти как мистификация), а потом буквально растворяется в стенах дома. Даже умерев, он остается здесь — в мыслях, словах, поступках тех, с кем был связан при жизни. Дом играет со своими обитателями по страшноватым правилам. Когда Виолетта (Евгения Симонова) проигрывает, признаваясь (себе в первую очередь), что, по сути, убила мужа, виртуально-призрачный дом сбрасывает личину обжитого пространства, превращается в засасывающую гипнотическую воронку, в чистую геометрию.
Пожалуй, именно тема игры становится главной для этого спектакля. Поэтому на первом плане здесь исключительно женщины: они умеют скрывать, делать вид, заманивать, вести интригу. Мужчины же выступают как жертвы или трофеи. На фоне виртуального дома Евгения Симонова играет очень живую, настоящую женщину — его хозяйку. Она поразительно разная. То грубоватая, сильная. Есть что-то совсем не аристократическое, мужское в том, как она поводит иногда коротко стриженым затылком. То жалкая, вызывающая отторжение, — пьянчужка, наркоманка, спекулирующая на своей болезни (у героини рак). То она эффектная светская дама, способная остро пошутить. То маленькая беззащитная девочка, надеющаяся, что ее простят. Вот уж воистину персонаж «в 3D». Старшая дочь Барбара (Анна Ардова) также может быть мягкой, женственной или настоящей фурией, а то и почти Вассой Железновой. Кстати, следует заметить, что истерики до предела взвинченных героинь актрисы спектакля играют с тонкой театральной культурой.
Режиссеры Гиртс Эцис и Миндаугас Карбаускис, словно алхимики, соединили современную пьесу, наполненную вечными проблемами, эффектную и драматургически эффективную сценографию и психологически точную, но самоироничную, с оглядкой игру актеров. И получили по-настоящему умный спектакль.
http://afisha.mail.ru/review/21234/
