Московский Театр имени Маяковского показал премьеру спектакля по никогда прежде не ставившейся пьесе Фридриха Горенштейна «Бердичев» в постановке молодого режиссера Никиты Кобелева. Рассказывает Роман Должанский.
Название пьесы и спектакля не метафора, а обозначение места действия. Хотя находящийся в нынешней Житомирской области небольшой город Бердичев часто служит нарицательным именем для обозначения специфического еврейского провинциального быта и уклада жизни. Сначала в «черте оседлости» Российской империи, когда именно евреи составляли большинство населения Бердичева, а потом и в Советском Союзе. Как ни странно, немаловажен городок и для истории театра: в «Трех сестрах» реплика Чебутыкина «Бальзак венчался в Бердичеве» считается одной из самых важных для понимания внебытовой чеховской поэтики.
Спектакль как раз и начинается с воспоминаний о реплике Чебутыкина и с короткой краеведческой заметки о памятных местах, связанных с пребыванием Бальзака в Бердичеве. На этом, впрочем, почти весь подтекст в спектакле Театра Маяковского заканчивается, и начинается просто текст — хотя и написанный по кажущимся странными для репертуарной новинки проведенным лекалам драматургии прошлого века, но все-таки очень хороший текст Фридриха Горенштейна. Ничего странного, однако, нет: пьеса написана в 1970-е годы, но никогда не ставилась. Сначала, наверное, потому что про евреев, к тому же автор — эмигрант, а потом, когда уже стало можно, было уже не до нее: и без «Бердичева» было что наверстывать (из драматургического наследия скончавшегося десять лет назад в Германии Горенштейна наиболее известна пьеса «Детоубийца», в свое время поставленная Петром Фоменко).
Действие пьесы происходит на протяжении 30 лет, с 1945 по 1975 год, в одной и той же бердичевской квартире, где живут две сестры, бездетная портниха Злота и ее сестра Рахиль, мать двух дочерей. Они живут в этой квартире всегда — и играющие их актрисы Татьяна Аугшкап и Татьяна Орлова практически не покидают сцену на протяжении всех тех без малого четырех часов, что длится спектакль. Конечно, время приносит-уносит людей и меняет обстоятельства: дочери Рахили выходят замуж, одна уезжает в Житомир, зато семья второй «уплотняет» мать и тетку. С зятем Рахиль непрерывно ссорится, она вообще кажется сварливой и неуживчивой, в отличие от своей тихой, работящей сестры,— в сущности, действие «Бердичева» представляет собой череду скандалов с многочисленными родственниками и соседями. Сама по себе не располагающая к гармонии стесненность советской коммунальной жизни здесь помножена на национальный темперамент. Всякий, кто хоть как-то знаком с местечковой еврейской жизнью, не говоря уже о тех, кто вышел из этой среды, конечно, оценит меткость наблюдений Горенштейна.
На 30-летнем пути, который мы проходим вместе с героями, предусмотрено шесть остановок: сначала в каждом из трех послевоенных лет, потом шаг увеличивается — по разу в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах. Таблички с номером года каждый раз меняются на световом табло — как названия пьес на фасаде театра. Работа же, творимая временем, на сцене отражается во всем — в одежде героев, в мебели и бытовой технике, в посуде на обеденном столе. Режиссер Никита Кобелев вместе с художником Михаилом Краменко и художником по костюмам Натальей Войновой сознательно пошли по пути бережного, натуралистического воспроизведения материальной среды — детали быта зрителю здесь словно предлагают смаковать и рассматривать с пристрастием, словно это оформление телесериала о тех временах, свидетели которых еще живут и здравствуют. Собственно говоря, и воспринимать длинный «Бердичев» можно как телесериал о событиях в большой семье. Актеры, особенно исполнительницы главных ролей, проделали большую работу, чтобы выучить, присвоить и сделать для себя естественной колоритную еврейскую характерность. Нужно отметить, что граница, за которой лежит уже карикатурная фольклорность, не перейдена. Все это позволяет легко предсказать спектаклю успех у публики.
Странно, однако, что, судя по спектаклю, его создатели решили отодвинуть в тень главного героя пьесы, имя которому — время. Что физика и психика спектакля нигде не разряжена (или не сгущена) до тех концентраций, когда этот герой может выйти и на первый план, а ведь только он может придать истинный смысл всей работе. Всего несколько раз «Бердичев» выходит за пределы размеренного и предсказуемого бытового течения: например, когда сестры дуют друг на друга пудрой, напыляя на свои головы седину, или когда умершие отсчитываются извлеченными из гардероба пиджаками. Между тем сама история этой пьесы должна была бы подсказать оптику взгляда на «Бердичев». Пьеса начинается в 1945-м, то есть сразу после холокоста. Когда она была создана, описанный в ней и переживший катастрофу мир еще был жив. Но после 1970-х он все-таки исчез, эмигрировав и растворившись: новейшая история бескровно произвела ту работу, которую не удалось сделать убийцам.
Роман Должанский, «КоммерсантЪ»
