Пресса
28 Июня 2013

Ольга Прокофьева: «У Гончарова было прозвище Папа»

Курс Андрея Гончарова в ГИТИСе выпуска 85-го года был очень заметный. Пятерых мастер сразу после дипломного спектакля «Завтра была война» пригласил в труппу Театра Маяковского. Почему-то именно ученики Гончарова оказались очень стойкими и верными профессии в 90-е, когда многие актеры сменили театр на сферу более стабильную и прибыльную. Как констатируют культурологи, престиж актерской профессии колеблется в зависимости от экономических кризисов и подъемов. Время показало, что выпускники Андрея Гончарова составляют сегодня цвет среднего поколения артистов и режиссеров. Это относится и к Ольге Прокофьевой, которую многие знают как исполнительницу ролей в телевизионных фильмах. Однако в театре она зарекомендовала себя как яркая характерная актриса. В честь ее юбилея сегодня, 28 июня, в Маяковке будет сыгран бенефисный спектакль «Дядюшкин сон».
В преддверии этого события Прокофьева рассказала «Театралу» о педагогических секретах Марка Захарова и методах Андрея Гончарова.


Лед и пламень

На курсе было два основных педагога – Гончаров и Захаров. Как говорится, «лед и пламень не так различны меж собой…»

У Гончарова надо было работать на разрыв аорты, брать темпераментом. Захаров, напротив, ценил абсолютно другие качества. Любил тонкую нюансировку, нестандартные решения. Мог похвалить актера, который вышел и долго играл спиной, создавая интригу для зрителя. Он очень любил такие парадоксальные способы существования, ценил «не актерское» существование на сцене. Называл это «антитемперамент», то есть полное отсутствие задачи себя эффектно подать. Захаров заставлял нас постоянно пополнять свою актерскую копилку: наблюдать, как вибрируют голосовые связки продавщицы за прилавком или педагога в школе. Современное существование актера – в точности нюансов, телесной правде, физиологической достоверности. Захаров приходил к нам аж три раза в неделю! Это было роскошью.

Поэтому, когда за этюд одновременно хвалил и Гончаров и Захаров – это было высшим пилотажем. Значит, хватало и внутренней наполненности, которую ценил один, и кружевной тонкости рисунка, которую предпочитал второй мастер.

«Ленком» так и остался несбывшейся мечтой

Конечно, о «Ленкоме» мы, студенты, все мечтали. Однако Захаров не подал ни одной заявки на распределение выпускников. Мое огорчение было не таким серьезным: ведь предложение от Театра Маяковского тоже было счастьем. Я получила роль в «Климе Самгине», и наш дипломный спектакль «Завтра была война», где я играла Валендру вошел в репертуар Маяковки.

Помню, как в конце выпускного курса я столкнулась с Марком Анатольевичем Захаровым в книжном магазине. Я выпорхнула оттуда с очередным томиком Достоевского. Я уже не зависела от него, от волнений выпускницы ГИТИСа, получив приглашение от Гончарова. Была окрыленной и свободной. Поэтому на радостях поцеловала Захарова в щеку. Помню этот момент. На пороге магазина Марк Анатольевич – как воплощенная мечта о его легендарном театре, ускользающая мечта…И вдруг он говорит: «Приходите ко мне в театр. Правда, ролей сразу не обещаю». Это было как гром среди ясного неба. Я только что подписала договор с Маяковкой. Судьба моя уже была решена! И тут я выпалила неожиданную фразу: «Я обязательно приду, но только с «полными карманами»!» Я даже сама до конца не понимала своих слов, наверное, имела в виду – набравшись опыта, став достойной этого замечательного театра... Он поцеловал мне руку, и вот так красиво мы и расстались.

«Ленком» так и остался несбывшейся мечтой. Эти «полные карманы» я все так и набираю, и набираю долгие годы! Смешно и грустно.

В памяти осталось это солнечное утро и наш разговор.

Гений с замашками тирана

Наш дипломный спектакль «Завтра была война» стал ярким событием театральной жизни Москвы. Почему наш курс был таким сильным? Заслуга Андрея Гончарова, который подобрал очень сильную команду педагогов – Петра Фоменко выдернул из Питера, позвал на кафедру режиссуры ГИТИСа, которую сам возглавлял. Пригласил и Марка Захарова, чтобы руководить режиссерской группой на своем курсе. Работал Евгений Арье, Ирина Судакова, Сергей Яшин. Мне даже посчастливилось на первом курсе делать этюды с Борисом Вороновым – учителем Андрея Гончарова.

Надо признаться, что Андрей Гончаров – был легендарной фигурой. В ярости он бывал страшен! Кричал так, что было слышно на весь квартал. И нужно было найти ухищрение как-то вывернуться, спастись от этого Везувия.

Лишь на первый взгляд можно было счесть его монстром. Мы-то знали, что вспыльчивость – всего лишь оборотная сторона его страстной натуры. А в глубине всегда – отеческая забота о нас. Не случайно у него было прозвище Папа. Мы же актеры как дети, которые смотрят снизу вверх на своих родителей, тех, кто дает подпорки в жизни. Хотя порой за ним закреплялось прозвище Карабас-Барабас или Барин…

Его авторитет был очень высок. Он энергично усиливал состав педагогов ради нас, прививал правильное отношение к профессии, к театру. Главное, мы очень многое умели к окончанию института, понимали свои сильные и слабые стороны. Хотя сейчас много выпускников, которые становятся актерами лишь через несколько лет работы. Гончаров выстраивал правильное представление о себе. Ты хочешь играть Настасью Филипповну? А попробуй-ка не только это, но и деревенскую прозу. Где выше результат?

Спасение юмором

Помню, мы готовили свои самостоятельные студенческие работы. Я инсценировала рассказ раннего Чехова, комический монолог девушки, которая кокетничает у окна. Взяла в костюмерном цеху ГИТИСа старое «убитое» платье, дома распорола, перешила, постирала. Оно заиграло пионовыми оттенками.

Гончаров посмотрел мой отрывок и с затаенной насмешкой спрашивает: «Говорят, вы в самодеятельности играли…И кого же?» В воздухе повисла опасная пауза: от его язвительности не поздоровится. «Чебурашку, льва Бонифация…» – ответила я тихо, но с достоинством. Все педагоги упали от хохота, и атмосфера разрядилась. Позже этим приемом я пользовалась, чтобы нейтрализовать вспышки его буйного темперамента. Как противостоять этой вулканической агрессии? Чтобы сломать сценарий «удав и кролик», надо было заставить его растеряться – шуткой или неожиданным серьезом. Еще он совершенно по-детски терялся от женских слез.

Помню, как на одной из репетиций спектакля «Жертва века» он сосредоточился на мне. Обычное дело: подковыривал разными обидными выражениями, чтобы, как он любил говорить, «вытащить настоящее актерское нутро, свою интонацию». Это его метод: злость для артиста – лучший ключ к собственным скрытым ресурсам. И вот я стою на сцене в окружении маститых коллег – Джигарханян, Лазарев, Гундарева… – и уже иссякла, и уже не понимаю слов, и не могу вникнуть в текст после изнурительных повторов, поисков нужной интонации. Режиссер наседает. В какой-то момент я сломалась. Как водопад, ручьями потекли слезы. Наклонила голову стыдясь. «Подождите, она плачет…» – второй режиссер прерывает реплику Андрея Александровича. «Терпеть этого не могу!!!» – Гончаров вскрикивает и, как ужаленный, выбегает из зала.

Целых 20 минут тишины.

В зал возвращается совсем другой человек, более мягкий.

Парадокс был в том, что в театре именно к своим выпускникам Гончаров предъявлял больше всего претензий, жесткости и творческого гнева. Этому все удивлялись: почему-то другим он давал больше поблажек! И ролей в том числе.

Записываю за вами…

Репетиция. Я была на сцене, когда случился один из своих разносных монологов. Атмосфера накалилась до предела, когда вдруг я достала блокнот и робко сказала своему учителю: «Помедленнее, я записываю ваши замечания». Он растерялся, но включился в предлагаемые обстоятельства, стал подбирать слова. Ему поневоле надо было на миг задуматься над лексикой: как она будет выглядеть на бумаге? Сработало: мой серьез его обескуражил. И наши роли поменялись: его актриса занята делом, а он диктует свои замечания – по пунктам. И все перевели дух – пронесло!

Признаюсь, нам, его ученикам было легче адаптироваться в Театре Маяковского. Его окрики, язвительность была сродни некоторой вседозволенности учителей в средней школе, а мы, недавние ученики советских школ, к ней, увы, привыкли, и воспринимали ее адекватно.

Мастер манипуляций и его коварство

Он мог уничтожить человека. Случалось, Гончаров ломал людей, которые приходили в театр со стороны. У них не было знания его натуры, иммунитета к его опасным причудам. Особенно страдали женщины, столкнувшись с его взрывным темпераментом и непростым характером. Мы-то знали: нельзя было принимать его слова на свой счет. Однако ради справедливости скажу, что ненормативной лексикой Гончаров никогда не ругался.

Он мог сначала возвысить человека, возвести его на пьедестал своего восхищения, а потом свергнуть оттуда. Это вдвойне горько. Коварство? Скорее эгоцентризм ребенка, который сначала очарован новой игрушкой, о потом готов разбить ее вдребезги. И она валяется где-то под диваном. А поначалу-то он увлекался всерьез, и нас всех в это вовлекал: «Вот, учитесь, как надо играть!»

В основе этих манипуляций, интриг лежала его уверенность, что надо всех актеров держать в тонусе, не давая расслабляться. Когда тебе в любой момент могут найти замену, то есть «дышат в затылок», то это мобилизует, уж поверьте! Сегодня ты в фаворе, а завтра – полная неопределенность.

Бывало, что он приглашал на репетицию еще одну актрису на твою роль. И вот она сидит в зале, смотрит, как ты пытаешься что-то, и не получается… И опять пытаешься. Должно получиться – без вариантов. Таковы правила профессии. Жестоко? Эта работа не для слабонервных. Поэтому в труппе всегда была борьба роли, за лидерство, но в каком-то хорошем смысле слова.

Возможно, на чей-то взгляд, методы Гончарова были циничны, но он считал, что в искусстве как в политике ценен только результат. А он был – Маяковка всегда обладала уникальной труппой, и все всегда в отличной форме.

Но вот что удивительно, при всем его деспотизме атмосфера в коллективе была на редкость хорошей, а коллектив был сплоченным. Все были загружены работой, и не было почвы до мелких дрязг. Умели радоваться успехам других. Тогда театр обладал репутацией самого интеллигентного коллектива в Москве. Помню, как шутила Наталья Георгиевна Гундарева: «Наверное, так во время войны люди отбрасывают эгоцентризм и стремятся поддерживать друг друга, проявляя чудеса доброты и сострадания. Хотя по логике каждый должен бы думать, как выжить самому».

Мы шутили на эту тему, обсуждая этот феномен, удивляясь.

Учитель – Худрук

В институте у нас были совсем другие отношения с Гончаровым, более простые и открытые. Какие проблемы – можно было запросто нам, студентам, компанией зарулить к нему домой, на Бронную. Он кричал своей жене в глубину огромной квартиры: «Жуковская! У нас гости…» Его жена, замечательная кулинарка, доставала пироги с палтусом, кормила. Потом он выслушивал нас. Это был не тот привычный серьезный мужчина в галстуке, а простой и домашний, который сидел в кресле и покачивал ногой в тапочке.

Когда мы вошли в труппу театра Маяковского, отношения сразу перестроились. Появилась огромная дистанция. Уже нельзя было запросто подойти к нему, вывалив все свои трудности.

Помню такой случай. У нас на даче собралась компания актеров нашего театра. Дача – по Можайскому шоссе, а рядом, недалеко был санаторий «Сосны», где любил отдыхать Гончаров – на Успенке, ближе к Николиной горе. И я говорю: «Ребята, давайте купим большой арбуз, и закатимся к Гончарову!» И вдруг мы поняли, что не можем так запросто приехать, как раньше, будучи студентами. Это может быть истолковано, как что-то корыстное: приехали, может быть, роль просить... И вдруг напал ступор, стеснительность. И мы поняли, что прошлое ушло безвозвратно, и уже не повторить студенческих вольностей. Отношения выстроены по иерархии.

Этот арбуз так и остался лишь в наших фантазиях.

http://www.teatral-online.ru/news/9637/

×
дорогой зритель!
Мы будем очень рады, если вы подпишетесь на наши новости. Обещаем радовать только интересными поводами и не утомлять назойливыми рассылками!
В качестве комплимента дарим промокод на скидку в 10% на первую покупку билетов на нашем сайте!
Ваше имя*:Ваш e-mail*: