Театр им. Владимира Маяковского не обращался к творчеству А. П. Чехова ровно двадцать лет. Всё это время здесь ставили классические пьесы Островского и Гоголя, Розова и Арбузова, Петрушевской и Горенштейна, из менее популярных — Бернхарда и Миллера. С приходом Егора Перегудова на пост худрука жизнь в театре изменилась: проводятся читки современной драматургии, устраиваются лаборатории для режиссёров и даже подростков (экспериментальная программа «Подтекст: юность» по написанию пьес), активно обновляется репертуар. Одна из премьер этого сезона — «Палата №6» Евгения Закирова по одноимённой повести Чехова.
В анонсе подчёркивается, что режиссёр отказался от «расхожей эстетики сумасшествия» и сделал акцент на теме дружбы врача и пациента. В повести их общение отражает печальную картину провинциального бытия — в спектакле служит средством поговорить о чём-то другом…
На сцене нет палаты № 6 как таковой. Вместо неё кучи ржавых матрасных пружин, сваленные у деревянных помостов. Эти помосты напоминают плаху, а стена больницы с длинными лавками — тюремную камеру. Странно, но в опасном пространстве ощущается что-то нежное и даже изящное: оконная щель заполнена книгами в кожаных переплётах, лунный свет играет на хрустальных рюмках, серые доски покрыты голубой патиной. Похоже на подводное царство, где рыбы лениво плавают из стороны в сторону, не ощущая ни времени, ни пространства. Персонажи спектакля так же плавно перетекают из одного состояния в другое, переодеваются из второго костюма в третий, играя сразу по нескольку ролей, и их пребывание на сцене впечатляет в той же мере, что и плавание рыб в аквариуме. Реплики героев вялы и разрозненны, а сами герои не запоминаются из-за отсутствия образов. В неизвестных целях режиссёр решил разнообразить текст выражениями, которых нет у Чехова. Так, например, безымянный фельдшер оправдывает варку самогона в больнице словами: «Это подстава». Мимолётная реакция публики — и действие снова погружается в вязкое, тоскливое болото.
Но в этой сонной одури возникают две действующие силы — Андрей Ефимович Рагин (доктор) и Громов (пациент шестой палаты). Первый — на грани экзистенциального кризиса, второй — за границей человеческого общества. Столкнувшись внезапно, эти двое становятся друзьями, но дружба их так же трагична и кратковременна, как луч солнца перед бурей.
Воплотить на сцене людей такой величины, как Рагин или Громов, — большая удача для актёра. Режиссёр не ошибся с распределением ролей: Рагина играет Сергей Беляев (загадочный актёр с психофизикой Олега Даля), а пациента шестой палаты — выпускник института им. Б. Щукина Мамука Патарава. Их сценический дуэт вносит в спектакль что-то крепкое и основательное: в отличие от других персонажей, Рагин и Громов больше всего напоминают чеховских интеллигентов.
Не глядя друг другу в глаза и не обращаясь к собеседнику, герои произносят реплики в воздух, где они тут же растворяются без следа. Трудно назвать это дуэтом в прямом смысле слова — скорее, обмен энергией на расстоянии, в замкнутом пространстве, откуда так хочется, но нельзя сбежать. И если Рагин, пребывающий на свободе, философствует с жалобной, по-детски беззащитной улыбкой, со всеми признаками душевного недомогания на лице, то Громов, отрезанный от мира, чувствует себя здоровее и увереннее, опровергая ложные аксиомы врача. Его выдают только чахоточный цвет кожи, вызванный долгим сидением взаперти, и волнение в голосе. Эти внешние приметы болезни, равно как и изменения внутреннего состояния, Мамука Патарава передаёт с большим чувством, очень трогательно и искренне. Сергей Беляев создаёт сложный, богатый оттенками образ, напоминающий его же Базарова в спектакле Хейфеца «Отцы и дети»: это мятущийся, слабый мужчина, мечтающий о справедливости, но не способный к действию, отравленный жалостью к самому себе и обречённый на одиночество. Кажется, только в общении с молодым Громовым он спасается от тоски, убегает в мир умствований и сладких, «вершининских» мечтаний. В эти минуты испытываешь к нему трогательную, почти дружескую нежность.
Все герои-интеллигенты Чехова, будь то забавные мечтатели из ранних рассказов или отчаявшиеся герои его последних повестей, похожи на Ирину из «Трёх сестёр»: «Душа моя как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян». Евгений Закиров решил не искать ключ к роялю, а просто взломать его. Затрещала крышка из чёрного дерева, порвались струны, расстроились клавиши — и на таком инструменте актёры сыграли спектакль. Хор их голосов слился не в гармонию, а в скрипучий диссонанс — тот неисправимый диссонанс души, среди которого нет места светлым чувствам. Но, судя по последним работам режиссёра, его интересует не борьба за жизнь, а капитуляция перед смертью — и чем скорее, тем лучше. Ведь весь мир — палата №6, а люди в нём — безумцы.
Не так ли?..
