Комедия Толстого - довольно плоская сатира на спиритуализм с обязательным, ритуальным для писателя-графа народолюбием и слюняво-сентиментальным отношением к крестьянам как носителям истинного «света», а не ложной учености «просвещенного» сообщества: горничная Таня, насмотревшись на чудачества помешанных на спиритизме и медиумах господ, устраивает землякам-курянам покупку земли, а себе - замужество, благодаря простейшей афере со столоверчением, на которую легко клюют обезумевшие баре. Но у Карбаускиса что мужики при господах, что господа при мужиках - никто не доводится до откровенной карикатуры (за исключением разве что барыни Звездинцевой в исполнении Татьяны Аугшкап, она со своей собачкой - персонаж шаржевый и фарсовый - Аугшкап в своем рисунке явно копирует и отчасти чуть ли не пародирует свою предшественницу по «Плодам просвещения» Фоменко - Светлану Немоляеву, которая в новом спектакле работает не в пример аккуратнее), но при этом каждый образ в той или иной степени гиперболизируется, а крестьяне и слуги, рассуждающие о столовом рационе хозяев, ничуть не менее смехотворны, чем аристократы с их «ученостью». Получается такая аккуратная, стильная «комната смеха», где, как в кривом зеркале, отражается ущербность не социального устройства, но человеческой природы.
Постановка Карбаускиса оказывается умнее, мудрее и пьесы Толстого, и симпатичного, но мало к чему обязывающего (по крайней мере на тот момент в и том виде, как я его застал) спектакля Фоменко, хотя по стилистике новые «Плоды просвещения» - абсолютно фоменковские, моментами, пожалуй, несколько перегруженные «подробностями», но когда я слышал, что действие слишком «медленное», то не мог понять, о чем речь: вы если спешите куда-то - так идите, вас не держат, а я бы еще посмотрел, а то иногда, признаться, забываю, что театр - необязательно пытка, но иной раз и в удовольствие. Вместо грошового народнического пафоса, вместо примитивного материализма, вместо тупой сатиры нравов, у Карбаускиса возникает сложная, глубокая, по сути, конечно, антитолстовская история о том, что есть много на свете, что не снилось никаким просвещенным специалистам. Особый статус в связи с этим получает такой персонаж, как Круглосветов, тонко сыгранный Михаилом Филипповым - явный шарлатан (если не помешанный) в пьесе, в спектакле он оказывается фигурой более чем неоднозначной, а его замечание насчет того, что подстава горничной - отдельно, а «медиумические явления» - отдельно, можно в каком-то смысле, пусть не буквально, конечно, считать ключом к пониманию режиссерского взгляда на материал. Потому что помимо Толстого, вопреки Толстому постановщик открывает в пьесе нематериальные, вневременные созвучия и параллели. Что находит наглядное подтверждение в придуманном режиссером поверх пьесы финале, когда «волшебное зеркало» работает, происходит чудо, открываются невидимые связи времен и судеб, материализуется «зеркальное» отражение историй кухарки и Тани, бывшего шеф-повара и молодого буфетного мужика.
Самое замечательное, что этот параллелизм срабатывает не только на содержательном уровне, но и в актерском ансамбле - в спектакле встречаются и органично сосуществуют вчерашние студенты ГИТИСа (Алексей Сергеев - буфетный мужик Семен, жених Тани; Алексей Золотовицкий - Петрищев, Юрий Лободенко - артельщик от Бурдье и др.), молодые, но уже имеющие в репертуаре Маяковки не по одному и не по два названия Наталья Палагушкина (в некоторых спектаклях перебирающая с неконтролируемой энергетикой и пластикой, здесь в фактически главной роли горничной Тани она просто безупречна), Владимир Гуськов (Василий Леонидыч Звездинцев); среднее поколение - уморительная троица мужиков-покупщиков (Игорь Марычев, Виктор Запорожский, Сергей Удовик), «звезды» театра - Игорь Костолевский в роли Звездинцева-старшего, Михаил Филиппов-Круглосветлов; и мэтры, легко вписывающиеся в этот при видимости «классического» антуража современный, способный претендовать на статус «модного» спектакль: Светлана Немоляева (кухарка), Галина Анисимова (толстая барыня), Расми Джабраилов (старый повар), Ефим Байковский (камердинер Федор Иваныч). За Ефима Исааковича особенно радостно, что он, долгое время не слишком востребованный, сейчас выходит в премьере за премьерой, но важно, что премьеры в основном удачные и что в дуэте с Натальей Палагушкиной - а эпизоды с престарелым опытным камердинером и нуждающейся в поддержке горничной-сиротой едва ли не самые трогательные и искренние, тут режиссер отказывается от тотальной иронии и позволяет себе проявить неподдельное сочувствие героям - Байковский самым естественным порядком сосуществует на одной волне, в единой стилистике с молодежью. Объединяет многофигурную композицию в целостный образ и вальс - сочинение самого графа Толстого в обработке Гиедрюса Пускнигиса (он же создал прекрасную вальсовую тему, послужившую лейтмотивом для дебюта Карбаускиса в качестве руководителя театра - «Талантов и поклонников).
И вместе с тем за милыми комическими деталями и точными обобщениями возникает образ совсем не благостный и не преисполненный ностальгического обаяния (что, кстати, было свойственно постановке Петра Фоменко). Подмена истинного знания, настоящего понимания неявных связей, на которых держится и общество, и природа, уродливыми, мелочными, шарлатанскими камланиями - допустим, не главная тема сегодняшних «Плодов просвещения», но она значительна и крайне актуальна. Ненавязчиво и весело, но безжалостно и бескомпромиссно Карбаускис напоминает, что и «просветительские» потуги псевдоученых-жуликов, и чаяния, будто исходящему сверху мракобесию можно противопоставить «корневое» здравомыслие «простого народа», одинаково ложны, опасны и вредны, на деле же, пока веками невежество борется с несправедливостью, о «просвещении» иначе как в комико-сатирическом аспекте лучше не думать - беспросветная «власть тьмы» никуда не исчезнет.
Оригинальный адрес статьи