Я ДОСТИГ ДНА И НА МНЕ СТИГМА

Георг Бюхнер умер в 23 года. За свою короткую жизнь он многое успел — и поучаствовать в организации революции, и издать политический памфлет, и написать учебник по анатомии, но вот закончить свою пьесу «Войцек» не успел. А может быть, просто не захотел, бросив мысль на полуфразе. Текст не только лишен финала, он шершав, ребрист, из него все время что-то выпирает. Его и собрали-то в новый и, как считается, более близкий к авторскому замыслу вариант, расшифровав невнятный докторский почерк, относительно недавно. В спектакле как раз используется русский перевод этой версии, сделанный Александром Филипповым-Чеховым.

Рассыпающуюся структуру пьесы режиссер Филипп Гуревич попробовал скрепить музыкой, почти не оставляя спектаклю тишины — звучат хиты разных лет, стран и стилей, от мягкой классики до злого рэпа. Сцена с трех сторон ограничена зрителями, с четвертой — неровной темно-серой «кирпичной» стеной, на которой отчетливо написано по-немецки «Неси свой крест». Пол — бугристый, вспухший «асфальт», припорошенный махровым «снегом». Персонажи — пузыри земли — блуждают в поисках хоть какого-то смысла, их жизнь колеблется, колыхается, меняется и выскальзывает из рук. Это не набившая оскомину история про маленького человека, которого оскорбляют и унижают сильные мира сего, это пространство заблудших душ. Все герои неоднозначны до такой степени, что капитан здесь — не обязательно военное звание, доктор, вероятно, не врач, а кто такой тамбурмажор, в 2023 году почти никто не вспомнит, поэтому — никто, смешное сочетание букв. Да и существуют ли они все где-то, кроме как в воображении несчастного брадобрея Войцека?..

Капитан (Дмитрий Гарнов) избивает его не от злости — от скуки: ему мало секса, мало алкоголя, мало наркотиков, притупились чувства, заглохли эмоции. У него посттравматический синдром, неумение контролировать агрессию, ощущение дозволенности. Он от всего сердца благодарен Войцеку за возможность дать выход насилию, но и тот не дает ответа, что делать с оставшимся временем, чем себя занять. Доктор (Роман Фомин) больше интересуется псевдофилософскими измышлениями о том, что есть человек, чем жестокими опытами над мочевыделительной системой Войцека. Зачем доктор все время просит перенести стол то в одно ничем не примечательное место, то в другое? Просто так, запросто так, чтобы время занять.

Длинноволосая, стройная, струной натянутая Мария (Валерия Куликова) появляется уже мертвой — свет делает ее серой, чуть выбеленное лицо отливает нехорошим оттенком — с ней все решено, хотя и ничего не понятно. Что связывает ее с безымянным тамбурмажором (Владимир Гуськов) — стремление к более комфортной жизни, похоть, зачарованная красотой влюбленность? А что связывает с невзрачным Войцеком (Илья Никулин), кроме ребенка? Ребенок свертком прикреплен к ее тонкой руке, будто камень, а не живое существо, будто ноша, тянущая вниз — груз вины, кандалы ответственности. Она, словно к свету, тянется к тамбурмажору в надежде на настоящее, и он, как умеет, оборачивается к ней, ласково касается, нежно кружит в танце. Он нарочито груб в словах, но бережен в действиях — за маской сутуловатого, гладко причесанного солдата-барабанщика прячется молодой ранимый человек. Их недолюбовь, их еще-не-любовь пугает Войцека, яростью слепит его, как яркое солнце после полной темноты. От сердитого лязга металлических железных бокалов, которые он собирает в ящики, вздрагивают плечи Марии, подбородок, коленки, все ее косточки, все существо бьет лихорадка предчувствия скорой смерти.

Собирательный образ безликого обывателя, гендерно-нейтральный Персонаж (Юлия Марычева), ходит туда-сюда, прокрикивает обрывки реплик, выдает огрызки мыслей, всем подыгрывает и всех поддразнивает, ни о чем не имея мнения. То ли настоящий юродивый — тот, что ближе других к Богу, — то ли притворяющийся им.

В этом пазле явно отсутствует центральная часть, ориентир для оценки — норма. Что сейчас действительно нормально, не знают ни истязаемый, ни истязатели. Грохоча, обваливается часть конструкции стены, обнажая нераскрашенный, подсвеченный нежным желтым витраж Богоматери Елеусы. Она напоминает о рае (и аде), о добродетелях и страданиях, о милосердии и прощении — об ином измерении человеческого существования, не о телесном и суетном, но о духовном и вечном. Впрочем, никто не обращает внимания.

Лишенные чувства собственного достоинства, герои слоняются по жизни, не в силах взять ее в свои руки, проявить волю. Войцек не лучше и не хуже них. Облепленный снежинками, блестками, мокрый, грязный, вечно лохматый, несуразный, не человек, а какой-то скомканный лист, бросаемый в помойное ведро. Его не жаль. Да и вообще, никого не жалко, никого — ни тебя, ни меня, ни его.

Снег летает мошкарой, орет музыка, преступник раздевается до трусов, чтобы остальные замазали его черной краской, сделав частью стены. Мертвое — к мертвому.

Оригинал статьи