Фридрих Горенштейн был сыном профессора-экономиста, расстрелянного в 1937 году. Мама будущего писателя, учительница, директор дома для малолетних правонарушителей, замерзла в теплушке на военной дороге. Сироту взяли к себе бердичевские тетушки. Он вырос, уехал, искал ответы и вопросы. Жил своей напряженной жизнью — писательством. Но Бердичев его не отпускал. И возникла пьеса, которую поставил в московском театре имени Маяковского молодой режиссер Никита Кобелев, а наш «Гешер», театр-мост, пригласил этот спектакль на свой ежегодный фестиваль.
Сценограф «Бердичева», «гешеровский» художник-постановщик Михаил Краменко, реконструировал на сцене дом обычного человека страны Советов, который меняется на протяжении 30 лет. Одно типовое старье меняется другим обывательским старьем. Тем, что немного менее ветхое. Чуть более похоже на «роскошь». Вазочки-салфеточки, рыбки на буфете (у наших бабушек тоже такие были, с ними не хотели расстаться ни за что, уже здесь отдали кому-то…). Потом появится телевизор. Трюмо. Шифоньер. Претензии на достойный быт будут почти реализованы. В полумраке сцены, на которой прямо при нас меняют декорацию, появляются таблички с датами. 1945…1947…1956…1975. Семья, которую жизнь била и испытывала на прочность, собирает свои осколки. Постоянно. Неотступно, всегда пытается выжить. Криками, скандалами, упреками, подозрениями, мелочной заботой, высокой правдой, вдруг вырывающейся откуда-то добротой движется семейный круг. Злота (тонкая, поразительная, предельно органичная актриса Татьяна Аугшкап), старшая сестра, шьет на дому.
«Тут будет встречная складка»- как мантру, как клятву повторяет она заказчице. Младшая, Рахиль (суховатая и мощная, лишенная пустого кокетства Татьяна Орлова), гордится партийным стажем, оплакивает погибшего на войне мужа. Соседи, сослуживцы, нескладный, бестолковый зять, дочери, внуки Рахили – все эти люди выросли из бердичевской почвы. Из советской…
Можно сказать, что автор и театр рассказывают историю страны. Горькую и страшную. В текст вплетается вся ее, страны, жизнь: революция, насилие, расстрелы и «зачистки», война с ее непомерными жертвами, разруха, расцвет канцеляризма, магия партийной патетики. Предрассудки и анекдоты эпохи, приметы быта, характерные заблуждения, узаконенная дискриминация, о которых автор рассказывает печально и чуть отстраненно, едкие злые характеристики, редко вскипающая жажда перемен – вот плазма этого интереснейшего театрального творения. Молох истории бьет по головам, метла вымученной идеологии метет по людям, а проклятия Рахили мистическим образом сбываются…Несчастливая семья – это ведь понятие относительное, и любовь – это что-то из Голливуда, из рассказов неизвестных, далеких людей. Привычка, долг, инерция, механическая обрядовость — есть и такие определения этого явления, чувства. За столом на сквозняке сидит долговязый парнишка, все мотает на ус, ведет свою летопись грехов и поражений, душевных убытков и островков нежности.
Книга выйдет глубокой. Дети окажутся суетливыми и неблагодарными. Страна так и будет валить вперед по бездорожью – и ничему не научится. Пролитые слезы замерзнут на морозе. Антисемиты продолжат свой род, путь, «труд». Не зря же великий знаток безусловности и относительности Эйнштейн сказал, что антисемитизм — это тень еврея… В спектакле москвичей есть живая жизнь, узнаваемая, сумеречная, жесткая, подлая, злая, несправедливая и прекрасная несмотря ни на что. Есть блестящие и незабываемые Татьяна Аугшкап и Татьяна Орлова. Они – солистки, они лидеры. Все другие актеры-инструменты слаженного и полноценного оркестра. Когда я читала пьесу, мне было почему-то легче и веселее. Оптимистичнее. Так вошел, сложился для меня лично текст, так я услышала голос автора, великого еврейского пророка Фридриха Горенштейна. Спектакль оказался трагичнее, в нем суше звучит смех, резче слышится поминальный колокол.
Режиссер Никита Кобелев совершил высокий и честный поступок. Поставил спектакль – подвиг. Спектакль – покаяние. Скажу здесь, что израильский зал не понимает (к сожалению) реплики на идише. Грустно — но факт. Это язык Атлантиды-местечка уходит. А сердце щемит… Есть в спектакле Кобелева уникальная краска: задушевная, «говорящая», магическая, сверкающая каплями дождя музыка Ави Беньямина. Нашего Ави Беньямина…
На сцене движется судьба. Меняют таблички с датами. Идет время. Окна — как всегда — выходят на пустырь.
Инна ШЕЙХАТОВИЧ, «Исрагео» «Новости недели»
Оригинальный адрес статьи
