Это достойная работа. И очень трудная: видно, как звезды Маяковки, любимцы публики, сдерживают сценические привычки, стараясь не выпасть из строгого режиссерского рисунка и ужиться в разреженной небытовой сценической среде. «Таланты и поклонники» — спектакль, перегруженный ответственностью, и это не могло не сказаться на премьере. Слишком важно было показать, что полуживой театр обновился, стал качественно другим, чем при прежнем руководстве. Что Миндаугас Карбаускис и труппа нашли взаимопонимание. Что, наконец, назначение было абсолютно правильным и необходимым.

Ведь оно принципиально не только для Театра им. Маяковского. Театральная Москва хорошо понимает: если не получится здесь и сейчас, о переменах на академических площадках, о смене лидеров и поколений придется опять надолго забыть. Потому что 39-летний Карбаускис — не просто лучший и самый серьезный из московских режиссеров среднего возраста (по советской привычке у нас их до сих пор называют молодыми). Как и его учитель Сергей Женовач, он органично чувствует себя в традиции и в системе репертуарного театра.

Тут слишком много совпадений, слишком много надежд. Может, и к лучшему, что пока «Таланты и поклонники» — не безоговорочное ура. Главное, что точно не увы.

Понятен и логичен выбор названия. «Таланты и поклонники» Островского — пьеса об артистах и публике, которая сидит в первом ряду и заказывает музыку. Пьеса с выгодными, бенефисными ролями для премьеров труппы.

Вот вальяжно выходит Игорь Костолевский — князь Дулебов, «важный барин старого типа, пожилой человек». Немного любуется собой — так ведь роль такая.

Вот хлопочет Светлана Немоляева — Домна Пантелеевна, «вдова, совсем простая женщина, лет за 40» (ремарку читают вслух, и упоминание о возрасте актриса отмечает не без иронического удивления).

Вот аккуратно заступает на сцену Михаил Филиппов — Великатов, «очень богатый помещик, владелец отлично устроенных имений и заводов, человек практического ума, ведет себя скромно и сдержанно»: да, именно так он себя и ведет. Кепка, неброская кофта, обходительность и рассудительность; в имении, говорит, петухи есть и даже павлины. Весьма положительный персонаж.

Не то что Петя Мелузов (Даниил Спиваковский), «молодой человек, кончивший курс в университете». Все в нем несимпатично и смехотворно — и неловкость, и категоричность, и глупая вязаная шапка.

Если кто не забыл сюжет, то Саша Негина, «актриса провинциального театра, молодая девица», в финале бросает учителя и «жениха» Петю и уезжает с Великатовым. Не только ради денег, но и потому, что при поддержке богатого мужа сможет поступить на столичную сцену: у Островского важна цена компромисса, и сыграть эту историю можно по-всякому.

Так вот, на спектакле Карбаускиса зритель может и удивиться: при таком Великатове да при таком Пете чего бы это Сашеньке мучиться почти четыре часа с антрактом? Могла бы и сразу к павлинам. Но приглашенная на главную роль постоянная актриса Карбаускиса Ирина Пегова играет выбор между очевидной выгодой и совершенно невыгодными принципами (о чувствах речь не идет).

Художник Сергей Бархин подвесил над сценой большую, ржавого цвета коробку с кривыми окошками: не то дом, не то мышеловка. Задние углы скруглены, передняя стена отдельно, вся конструкция может опускаться к полу (получается гостиная в квартире Негиной) или подниматься под колосники, открывая скупое на бытовые детали сценическое пространство. В финале нелепый Петя произносит монолог о том, что еще неизвестно, кто первым устанет, просветители или развратители, держа наполовину опущенную стену на весу, не давая мышеловке захлопнуться. А еще в этом спектакле постоянно движется поворотный круг. Только поначалу его надо подтолкнуть, и все персонажи делают это с видимым усилием, а в финале Негина едет на круге легко, с ветерком. Миндаугас Карбаускис эту легкость не осуждает, но ценность для него, очевидно, в усилии. С этим он пришел в Театр им. Маяковского, и вся механика его первой здешней постановки построена на этом.

Актеров это, кажется, пока сбивает с толка и с ритма. Но то, что они готовы к непривычной и сложной работе, по премьере видно. А это сейчас важнее всего.