– Какую роль в вашем решении стать актрисой сыграла семья?
– Наверное, кому-то может показаться, что у меня не было выбора, но это совсем не так. Наоборот, вся семья была против того, чтобы я стала актрисой, хотя свою первую роль я сыграла ребенком в Театре Маяковского. Мне нравилось, что меня забирают из ненавистного детского садика во время тихого часа и привозят в театр, где на меня одевают красивое розовое платье, накручивают кудряшки и красят. Весь этот процесс приводил меня в восторг, и именно тогда я подумала, что точно буду артисткой. Потом, когда я стала постарше, думала профессионально заняться музыкой. Решил все случай: отца позвали на студенческий спектакль «Осенняя скука» в РАТИ (ГИТИС), он взял меня с собой. На меня спектакль произвел такое сильное впечатление, что я подумала: надо поступать в ГИТИС. Я поступила с первого раза и стала актрисой, о чем еще ни разу не пожалела.
– Как к вам относились на курсе?
– Во время учебы я мучилась из-за собственных сомнений. Казалось, что ко мне относятся предвзято, видят во мне только «дочку и внучку», считают блатной. На самом деле ко мне довольно хорошо все относились. Поскольку в ГИТИСе люди буквально учатся без выходных с раннего утра до поздней ночи, мы с однокурсниками очень быстро все сроднились, сдружились и до сих пор продолжаем общаться. Со временем я научилась принимать как данность свою родословную: все равно мне никуда от нее не деться, все равно все всегда будут сравнивать меня с бабушкой, дедушкой и папой, всегда будет казаться, что мне все давалось легче, чем другим. Может, в какой-то мере так есть.
– Как восприняла семья ваше решение повторить актерский путь?
– Конечно, мне не запрещали поступать. Просто никого мое решение особо не обрадовало. Мне кажется, родители поступили правильно, что не стали мне ничего запрещать и настаивать на своем. Все равно у каждого своя жизнь и каждый сам для себя выбирает дорогу. Хотя я доверяю их мнению.
– Напутствия давали? Помогали в учебе?
– На первых курсах студенты получают всевозможные задания, этюды, в которых я поначалу ничего не понимала. Когда я обращалась со своими заданиями к бабушке, дедушке или папе, думая, что они подскажут, что и как мне надо играть, они, как правило, смотрели в одну точку, чесали голову и не могли ничего стоящего придумать. Мама моя, не актриса, чаще могла подсказать что-нибудь толковое. Ситуация изменилась, когда я стала постарше и начала играть в театре. Вот тут я уже стала получать подробный разбор роли, замечания, что я делаю так, а что не так, где я говорю сипло и невнятно, где сутулюсь. Но поскольку мои близкие – люди творческие, они хорошо понимают, как легко одно неверно сказанное слово может развить комплекс. Я никогда не начну зазнаваться, настолько я неуверенный в себе человек, что мне это не грозит. Когда произносят мое имя, а рядом добавляют слово «актриса», я до сих пор вздрагиваю: никак привыкнуть не могу. Все время кажется, что это не про меня. Я отношусь к той категории артистов, которых ласка окрыляет. Думаю, папа такой же, поэтому он знает, что мне нужно сказать, чтобы подбодрить и воодушевить.
– Присутствие родных в зале – это поддержка или испытание?
– Конечно, испытание. Помимо того что это родные люди, которым очень хочется понравиться, плюс это люди твоей профессии, которые понимают все внутренние процессы твоей работы. В какой-то мере мне легче, чем моим однокурсникам. Если бы я жила в другом городе, вряд ли бы я собралась и поехала куда-то поступать. Я домашний ребенок и вряд ли дерзнула бы попробовать. Но есть и обратная сторона медали: из-за фамилии на мне всегда лежит большая ответственность. Нельзя опозориться, потому что ты – Лазарева.
– Домашний ребенок и актерская профессия – разве не взаимоисключающие понятия?
– Мне кажется, ореол порочности, который приписывают театру, присутствует во всех сферах. Просто ты можешь себе что-то позволить или не позволить. Ролей добиваются разными путями, но я из чувства брезгливости и внутренней гордыни предпочту сидеть дома, чем себя ломать. Но осуждать кого-то я тоже не могу, потому что знаю, что это очень жестокий мир, и непонятно, что людьми, преступающими какую-то черту, движет. Мне есть с чем сравнивать, я видела много разных ситуаций, наслышана о разных судьбах, доказывающих, что в любом террариуме можно вести себя достойно. Как говорит моя бабушка, талант всегда найдет дорогу и проявит себя: если тебе суждено чего-то добиться или получить по носу, как бы ты себя ни вел, все равно ты к этому придешь. Мне дороже моя прямолинейность, хотя иногда это мешает.
– А как вы оказались в театре, где всю жизнь служили ваши дедушка и бабушка?
– Не хотела идти в Театр Маяковского категорически. После института у меня была возможность попробоваться на роль Кончитты в «Юноне и Авось» в «Ленкоме». Не факт, что меня бы взяли, но тем не менее я по своему юношескому максимализму не стала даже пробоваться. А потом через год Евгения Павловна Симонова предложила мне роль Верочки в «Месяце в деревне», которую в Маяковке ставил Александр Огарев. Мне было неловко сразу отказаться, и, пока я придумывала, как бы отказаться, в дело вмешался дедушка. Он сказал мне: «В театре нужно учиться на ролях. Такие возможности выпадают довольно редко, и от таких ролей, как Верочка, не отказываются. Не важно, что мы с бабушкой работаем в этом театре. Не важно, кто что скажет, – тебе нужно начинать работать». Тогда я решила, что буду работать на контракте, играя эту роль. А потом произошла смена руководства, Театр Маяковского возглавил Миндаугас Карбаускис, и мне предложили остаться. Я с удовольствием согласилась и сейчас получаю огромное удовольствие от работы. Пошли другие роли. Не знаю, как все будет дальше складываться, ведь в театре все непредсказуемо, но пока меня все устраивает.
– Я помню, что Александр Огарев говорил, что в спектакле «Месяц в деревне» он не сумел добиться желаемого. Какие у вас воспоминания об этой работе?
– Да, мы много спорили, особенно на последнем этапе работы. Я пришла в эту постановку совсем неопытным птенцом, не понимала, что и как. Потом получилось, что исполнитель роли Беляева не смог участвовать и на последних месяцах в работу влился Юра Колокольников. Юра привнес в работу свои идеи, которые я поддерживала. По итогу получился некий микс из идей режиссера и наших – Евгении Павловны, Юры и моих. Каждый играл немножко про свое, что, на мой взгляд, было плюсом этой постановки. Такая драматургия дает возможность для разных трактовок. Я очень любила этот спорный спектакль, скучаю по нему и вспоминаю с грустью. Много лет можно было учиться на этой роли, развиваться. Мы, например, уже несколько лет играем «Дядюшкин сон», а я все не могу разгадать свою героиню. И только сыграв Ларису в «Бесприданнице» Льва Эренбурга, начала играть Зину по-другому. Мне нравится, когда театр дает возможность двигаться от одного спектакля к другому, прорабатывая образы до тонкостей, до мелочей, даже, может, незаметных невооруженным глазом.
– А что не давалось в Зинаиде?
– Я себя саму в этой роли раздражаю. Не знаю, хорошо это или плохо. Я до сих пор не могу ответить себе на вопрос, почему Зина после полного неприятия идеи выйти замуж за князя вдруг резко меняет свое решение. Не принимаю героиню свою до конца. Для меня это очень сложный и некомфортный спектакль, хотя все мои друзья из всех моих ролей больше всего любят роль Зины, а вот «Месяц в деревне», который я обожала, они воспринимали довольно прохладно. У актеров изнутри спектакля совершенно другое восприятие роли.
– Как работалось с Ольгой Прокофьевой?
– Могу сказать только хорошее. Она прекрасный профессионал, у которого есть чему поучиться. Человек потрясающей работоспособности, для которого важна каждая мелочь. К тому же спектакль держится на Москалевой, она мотор действия. Ольга ни на секунду не останавливается, играя роль с огромной самоотдачей. Когда я начинала репетировать Зину, конечно, очень волновалась, не зная, как такая опытная артистка меня воспримет. К моей радости, все мои самые тревожные ожидания не подтвердились. Я все время боялась, что меня будут принимать в штыки, но в нашем театре царит доброжелательная атмосфера.
– А как происходил ввод на роль Негиной в спектакль «Таланты и поклонники»?
– Я по наивности думала, что войти в спектакль, где все поставлено и закреплено, будет легко. Казалось, только выучи слова и мизансцены, и если тебе все объяснили, то ты сможешь выйти и легко все сделать. Ничего подобного! Без долгих репетиций и вынашивания роли очень трудно, это был огромный стресс. Первый раз я должна была сыграть Негину на гастролях. Весь город был в афишах с Ириной Пеговой, а тут заявилась я. Поскольку в силу опыта я не сумела сразу охватить весь объем, подозреваю, что не совсем справилась. Плюс ко всему мой дебют состоялся в компании народных артистов – Костолевского, Филиппова, Джабраилова, Байковского, моей бабушки. Меня это партнерство выбивало из колеи. Когда играешь большую роль, как Негина, ты должен тащить весь спектакль на себе, а у меня было ощущение, что меня везут остальные. Я была на премьере «Талантов и поклонников» и потому, что бабушка в нем играет, и потому, что стараюсь смотреть все премьеры нашего театра, но о вводе, разумеется, даже не думала. У меня был диск со спектаклем, под который я вставала утром и засыпала ночью. У меня были три подробные репетиции с Миндаугасом и две недели на подготовку. Дома у меня был свой репетитор в виде бабушки, которая проходила со мной текст, мама тоже мучилась со мной, подавая в ночи реплики за всех персонажей. Я для себя решила, что Негина – это артистка-карьеристка, которая пойдет по трупам во имя искусства, и ей несложно уйти от Мелузова – зануды, этакого студента режфака. Когда-то в Театре Маяковского шел спектакль «Таланты и поклонники» в постановке Марии Кнебель, в котором роли Мелузова и Негиной исполняли мои дедушка и бабушка. Я предполагаю, что та постановка была более классической. Мой дед в этой роли был невероятным красавцем, от которого невозможно было уйти.
– Теперь в вашей копилке есть та самая роль, на которой держится весь спектакль, – Лариса в «Бесприданнице». Не ввод, а роль, которую вы готовили от начала и до конца. Насколько вы были готовы к нестандартному подходу Льва Эренбурга, меняющего интерпретации классических произведений?
– С первой репетиции мне стало понятно, что я начинаю работать с безумно талантливым человеком, который хорошо знает, почему он решает так или иначе произведение Островского. У меня не было внутреннего противоречия при подготовке роли Ларисы Огудаловой. Мне кажется, режиссерское решение приблизило героев к зрителю, они перестали быть абстрактными. В этих героях с легкостью можно узнать себя.
– Сразу было оговорено, что ваша Лариса не будет походить на утонченную героиню Ларисы Гузеевой?
– Такой договоренности не было. В процессе репетиций мы столько всего перепробовали, что хватило бы на несколько противоположных спектаклей. Как мы только ни крутили и ни вертели сюжет! Эренбург привык к своим артистам, которые сразу показывают ему огромное количество отрывков, из которых он потом выбирает. Мы не сразу освоили эту систему, но потом разошлись не на шутку. Мне кажется, это самый правильный вариант. Только я не хочу, чтобы в процессе нашего разговора сложилось впечатление, что актеры все придумали, а режиссер только что-то необходимое из этого отобрал. На самом деле ни один артист не будет импровизировать и придумывать что-то, если режиссер не разбудит его фантазию. Лев Борисович в этом смысле очень тратился, в процессе постановок он всегда отдает всего себя. И когда ты столько получаешь от режиссера, ты не можешь не отдавать ему всего себя взамен.
– Ваша роль изначально играется на высоком градусе. Первое появление Ларисы начинается с истерики.
– Изначально у меня это решение вызывало сомнения. Мне казалось, что невозможно весь спектакль кричать, должны быть перепады. Если ты начинаешь с истерики, как пережить остальные события пьесы – убийство, измену, предательство и прочее? Эренбург мне на это сказал: «А вы мне начните со 100 градусов, а дальше посмотрим, как вы будете развиваться». Мне это сразу показалось неожиданным. Оказалось, что при таком начале по-другому начинаешь разгоняться в процессе работы. По итогу выруливаешь на нелинейное развитие. Мне в этом спектакле очень комфортно и кажется, что по-другому и не может быть.
История «Бесприданницы» начинается не с нуля. К моменту начала пьесы Паратов уже приезжал к Ларисе, бросал ее, уже мать догнала ее на станции. И вот он опять имеет наглость заявиться в дом к Огудаловым в момент, когда героиня решила выйти замуж за другого. Выходя замуж в те времена, женщина связывала себя узами на всю жизнь, это было серьезное решение. Лариса выходит замуж, идет на эту жертву всем назло. А в первую очередь назло самой себе, поскольку выходит за нелюбимого человека. Что мне еще очень нравится в нашем спектакле, это развитие образа Карандышева. Ведь этого персонажа всегда играют неприятным, его не бывает жалко. А в нашей «Бесприданнице» рассказывается трогательная история человека, который мало чем отличается от Паратова. Просто почему-то один нравится, а другой нет. Непонятно за что. Карандышев искренне любит, искренне готов защитить Ларису. Но женщины часто отталкивают от себя стоящее и притягивают что похуже. Мне кажется, что Карандышев – это лучшая роль в нашем спектакле. Когда Алексей Дякин играет своего героя, я каждый раз так подключаюсь, сочувствую ему и думаю про свою героиню: «Какая же дрянь эта Лариса!».
– Как восприняли роль родные?
– Я думала, что они не примут эту мою Ларису, но ошиблась. Когда мы работали над «Бесприданницей», я очень болела этой работой. Они не удивлялись, что все разговоры я сводила к Ларисе: «А вот мы сегодня так придумали, а потом Эренбург такое предложил». Все понимали, что какая-то работа кипит. Правда, мы так долго репетировали, что к моменту выпуска я уже очень устала и хотела скорее выйти к зрителям. Мне пока везет. Я работаю с большими режиссерами. Это здорово, когда ты пытаешься расти, прыгнуть выше головы и дотянуться до режиссера.
– Сейчас вы приступили к работе над спектаклем «Последние» по Горькому, который будет ставить ваш однокурсник Никита Кобелев?
– О предстоящей работе говорить рано, поскольку мы находимся на раннем этапе репетиций. Никита – мой однокурсник, с которым мы до этого момента работали параллельно. Мне очень интересно наблюдать со стороны, как он меняется, растет от спектакля к спектаклю. Я надеюсь, что получится интересная работа. Эту пьесу Горького не так много ставили, поэтому у нас есть возможность взглянуть на нее незамутненным свежим взглядом, увидеть в ней не только революционные настроения, заставившие членов одной семьи оказаться по разные стороны баррикад, но и неожиданно много черного юмора. Нам не нужно опасаться сравнения с кем-то. Эта пьеса позволяет увидеть историю объемно. Я сама заинтригована: интересно, что у нас получится.
