К тому же с шести лет я увлекся театральной студией. И любил очаровывать учителей, педагогов чтением поэзии. Мне прощались все мои шалопайские ожоги за то, что я что-нибудь учил и читал наизусть. Потом я помню, что сестра привезла домой обалденную книгу Пушкина. Большую такую, с классными рисунками автора, параллельными тексту. Крутая книга, которую через какое-то время погрызла собака. Потом были увиденные спектакли Туминаса, прилетевшие в Улан-Удэ…
И среди них «Евгений Онегин». И – бац! – мысль: это надо сыграть. Онегин стал моей желанной ролью, пока я не получил ее спустя несколько лет от Егора Михайловича Перегудова. И сел перечитывать «Евгения Онегина». И с ужасом понял, что всего того, что я себе выдумал об Онегине, там нет. Ничего этого нет там. С Онегиным две с половиной игровых сцены, условно говоря. Все остальное – слова автора. Характер Онегина – в подтексте, внутри, между строчками сквозит, а выразить это нельзя, если это не кино и не крупный план. Вот это стало моим открытием и моей мукой.
Алена Васина (Ольга Ларина): У меня огонь. Поэтому и Ленский его раздувает, конечно.
Варвара Бочкова (Татьяна Ларина): Татьяна — это вода. Она настолько безгранична, как тёмный синий океан. Она его тяжесть и глубина. Выходит из берегов, стремится, отражает свет, покоится в безветрии, проникает. В воду бросаются. И она, как маяк. И как ручей. И как капающая на бархат вода. Невозможная для сопротивления, но гибкая, уступчивая, способная наполнить любую форму. Воду невозможно описать, она прозрачна, в ней нет запаха и вкуса. Парус может одолеть воздух и бессилен перед водой. Она и капля, стремящаяся подниматься выше и превратиться в часть облака. Невозможная для того, чтобы стать испитой. И даже слеза.
Мамука Патарава (Евгений Онегин): Онегин может быть и камнем, может быть и льдом. Он в себе чувства заморозил, чтобы не бурлило. И вулкан его застыл. Но когда появляется раздражитель, этот поток, эту лаву не удержать.
И еще режиссер помог мне обратить внимание на заключительную строфу второй главы. Главный путь к роли Ленского – это попытаться хотя бы понять то, что Пушкин написал в конце второй главы:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
Сначала в спектакле не было этого монолога Ленского. Но Егор Михайлович мне сказал: «Посмотри, присмотрись к нему», – и добавил мне эти строки. Теперь для меня это самый животрепещущий и лучший момент произведения. И когда я это понял, все у меня соединилось: и Гёте, и этот монолог… И что-то проклюнулось!
Был момент, когда я к Егору Михайловичу подошел и включил ему рэп. Рэп, который читался под джаз. То есть идет джаз, и чувак читает рэп и повторяет: «Я никогда не стану проще / Я никогда не стану проще». И в этом тоже есть Ленский. Он как будто говорит, что ему не все равно, что «я никогда не стану проще». И это фантастические какие-то смеси. Я их во всем искал… И в «лунной походке» Майкла Джексона. Ведь у Ленского в речах очень часто пробивается образ луны. Я просто искал какие-то параллели с нашим миром. Очень долго искал…
Алёна Васина (Ольга Ларина): Ну, в целом Ольги же не так много в романе. Поэтому приходилось многое придумывать вместе. Вместе с партнерами, вместе с режиссером. Я вообще всегда так подхожу к персонажам. Прописываю биографию, придумываю или опираюсь на какие-то факты, которые уже есть в произведении, и выстраиваю условное пространство и время, в котором могла бы существовать за пределами текста моя героиня. Какое могло быть детство у нее, какие могли быть отношения с родителями, чтобы действительно досконально понять, какой характер у человека и почему она такая. Стараюсь искать каких-то похожих людей, к кому можно приблизиться, у кого можно что-то «украсть», принять. И поэтому у меня сразу включается период такой, когда я начинаю за всеми наблюдать, все вот так хватать, хватать, хватать… В общем, пытаюсь примерять разные характеры. И от внутреннего идти, и от внешнего. И потом как-то у меня все это срастается в единого персонажа. Но мне важно, конечно, понять, что у человека болит. И я себе нафантазировала, что Ольга для себя приняла решение, что она себя как бы противопоставляет какой-то тьме, какой-то горести, слезам. И выбирает быть счастливой. «Быть счастливой несмотря ни на что. У меня все будет хорошо. Да, я знаю, что бывает плохо, но я это не принимаю». Я даже решила, что в этом спектакле Ольга будет противостоять Пушкину. Что у Пушкина Ленский умирает, Онегин мучается, Татьяна страдает. А Ольга… Да, меня мало в романе, да, про меня мало написали, но я здесь есть!. Я живу эту жизнь.
Варвара Бочкова (Татьяна Ларина): Наверное, так всегда казалось, что где-то на интуитивном уровне мне произведение уже открыто. По-моему, это Пётр Наумович Фоменко говорил, что в каждой роли должно быть место для оплакивания. Меня это очень трогает. Я искала и ищу эти грани.
Когда я поняла, что вокруг произведения очень большой объем информации, что все надо ежесекундно прочитать, усвоить и переварить в себе, то в какой-то момент я растерялась, как говорится, глаза разбежались, и я просто решила сесть и переписывать текст Пушкина себе в блокнот. Так ткань романа как будто бы стала ближе… Ближе к жизни. Потому что, когда пишешь от руки, текст по-другому внедряется в голову, каждое слово – труд.
Я, в принципе, часто вспоминаю, думаю, размышляю и перечитываю «Евгения Онегина». Часто репетирую, когда в голову ударит и есть свободная минута. Могу идти по делам и параллельно читать вслух строки, но тихо. И так бывает, что ко мне подходят друзья и упрекают в сумасшествии: мол, не время и не место с собой разговаривать! Я жутко краснею, это бывает неловко.
И мне нравится смотреть на мою героиню Татьяну с точки зрения собственного опыта, смотреть с точки зрения ее опыта в произведении, смотреть на нее глазами Пушкина и глазами зрителя.
Мамука Патарава (Евгений Онегин): Когда я приехал в Москву, всегда садился в кафе напротив Храма Вознесения Господня, где венчался Пушкин с Натальей Николаевной. И программу себе выбирал для поступления. Так сидел и смотрел на храм. И во время работы над спектаклем так же смотрел. Или: как-то был на даче у Владимира Владимировича Иванова, большого режиссера Вахтанговского театра, большущего педагога – профессора моего института, Щукинского; поднялся на второй этаж в большую библиотеку. Вижу томик, спрашиваю: «Это что за старинная книга?» Оказывается, Пушкин. 1832 год! Беру в руки, а она, как пыль, крошится в моих руках. Выпросил ее, взял домой. Вечером зажег канделябры, сижу с книгой, перелистываю…
Когда задают вопрос: «Актуален ли сегодня Онегин? И где его можно встретить?», – я говорю, что можно встретить. На Патриарших. Но я так не хочу рассуждать. В современности все кажется хуже, чем тогда. Мне легче себя туда закинуть. У меня Онегин вневременной.
Или какая-то музыка вдруг находится. И, возможно, идет контрапунктом совершенным с планом режиссера. А я благодаря ей чувствую героя, нахожу болевую точку в ней, и она мне помогает. Например, Оулавюр Арнальдс и его альбом переложений Шопена. Я включаю этот альбом на одной из репетиций – заходит Егор Михайлович Перегудов. А мы сидим с Никитой. Спрашивает: «Откуда эта музыка?» Говорю, что для меня так Онегин звучит, я так чувствую. И режиссер вдруг почувствовал то же самое, и мы совпали. Но в спектакль музыку эту не взяли. Потому что раз мы так легко совпали, значит, это слишком на поверхности лежит.
Никита Языков (Владимир Ленский): Я бы просто показал ему, как мы живем. И сказал бы, что все было не зря. Вопросов можно не задавать. Просто благодарить.
Алёна Васина (Ольга Ларина): Я бы с ним просто помолчала бы. Рядом. Смотрела на него и молчала.
Варвара Бочкова (Татьяна Ларина): Я бы уточнила: правда ли он хочет пойти на дуэль с Дантесом? Или все-таки повременит, отложит?
Мамука Патарава (Евгений Онегин): Я бы выпил с ним. Чтоб умирать с похмелья вместе с Пушкиным. И долго разговаривать. О бесконечности и короткой жизни. О том, что важнее: успевать жить или отдаться своему любимому делу, своему призванию?
Никита Языков (Владимир Ленский): Оставить след.
Алёна Васина (Ольга Ларина): Это Любовь.
Мамука Патарава (Евгений Онегин): Мой Пушкин – это гениальный хулиган! Божественный Пушкин, который любит жизнь и которого невозможно не любить!
Фотографии — Виктория Богданова
Арт-директор — Екатерина Белинская
Стилист — Татьяна Полякова
Модели — артисты Театра им. Маяковского Варвара Бочкова, Алёна Васина, Никита Языков и Мамука Патарава
Место съемки — ресторан «Кафе Пушкинъ»